Черный Саша: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1924". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 11. Размер: 74кб.

Часть текста: А. С. Иванов замечает: «Написанное до 1917 года и после – существенно различается между собой. Эмиграция не только коренным образом заставила сменить тематику, но и наложила свой отпечаток на тональность и манеру письма. От подобного деления творчества Саши Черного нам не уйти»[1]. В эмиграции проза начинает выходить на первый план. Исследователи отмечают принципиальный для Саши Черного переход от поэзии к прозе, который произошел еще в 1910-ые гг., после ухода из «Сатирикона». Так, Э. М. Шнейдерман, рассматривая причины ухода поэта из «Сатирикона», пишет: «Но, может быть, причина разрыва заключалась в том, что сатира перестала быть для него всем, – в его поэзии все увеличивается доля лирики, обращается он и к прозе»[2]. Проза, по мнению А. С. Иванова, позволяла «приблизиться к опосредованному, более объективному и глубокому постижению сущности современников»[3]. Поэзия, «стиховая множественность, объединенная в циклы» отражает мозаичный взгляд на мир, тогда, как проза позволяет представить более целостный взгляд[4]. И еще одно очень важное в рамках нашей темы замечание исследователя: «Обращение к прозе объясняется, вероятно, еще и тем, что Саша Черный с годами стал тяготиться репутацией сатирика. Душа его была не утолена отрицанием, искала утверждающего начала »[5]. В эмиграции творчество поэта и писателя пошло по трем направлениям: Первое : поэзия – переиздание старых сборников с доработкой, появляются и новые вещи в традиционном сатирическом ключе, и собственно лирика; создаются крупные формы (поэмы), но поэзия начинает уходить на второй план. Второе : проза, которая все больше и больше начинает доминировать над поэзией,...

Входимость: 5. Размер: 9кб.

Часть текста: издательстве акционерного общества «Москва-Логос». В отличие от первого, выпущенного in folio, второе издание было меньшего формата и, кроме того, красочная обложка была заменена черно-белой. В остальном оно было копией первого издания. Согласно газетной хронике, «Дневник фокса Микки» печатался на французском языке в журнале «Les enfents de France» (ПН. 1929, 27 июня). Зафиксировано два лаконичных отклика на первое издание книги: Ладыженский В.//Возрождение. Париж, 1927, 27 июня; А. Ф.//ПН. 1927, 14 июля. Кроме того, во многих статьях и мемуарных страницах, посвященных Саше Черному, упоминается эта книга и ее собачий прототип — реальный Микки. В комментарии отмечены наиболее существенные разночтения между первой публикацией и окончательной авторской редакцией. О ЗИНЕ, О ЕДЕ, О КОРОВЕ И Т. П. — ИР. 1924, № 5. С. 12. Подпись в конце публикации выглядела несколько иначе: «Август, после обеда. Фокс Микки, первая собака, умеющая писать». СТИХИ, КОТЯТА И БЛОХИ — ИР. 1924, № 6. С. 12. …«дети — отца, сети — мертвеца». — В этих рифмах без труда...

Входимость: 5. Размер: 13кб.

Часть текста: в советском отделе на Выставке декоративных искусств в Париже, — разумеется, в своих расчетах не ошибется. Искусство, как известно, аполитично. И большевики, высокие покровители свободных художеств, у себя дома всемерно проводят этот принцип. Перекраивают на псевдопролетарский фасад старые оперы, книгу, вплоть до детской азбуки, сделали орудием самой низкопробной пропаганды, и даже в балете, — на что уж аполитична Терпсихора, — дряблыми и толстыми ногами Дункан наглядно изображала торжество мировой революции. Изобразительное искусство в особенности достигло там высоких степеней свободы, радостного самоутверждения и аполитичности. Товарищ Чехонин, в прошлом изысканный сноб-виньетист, стал раскрашивать придворный красный фарфор, заменив старую буколическую символику изображениями лубочных толстощеких слесарей с молотом и раскрашенных пейзанок с серпом; т. Бродский, скупив за гроши картины своих обнищавших собратьев, стал рисовать портреты единственных прибыльных заказчиков — высшую красную знать; рычащие каинские плакаты залепили все стены, заборы и уборные; чудесная русская графика, горького хлеба ради, начала обслуживать казенные заказы: почтовые марки, ассигнации, обложки к полному собранию митинговых завываний т. Зиновьева и пр. Что ни марка, что ни денежный знак, что ни обложка, — сплошная пропаганда. А кто был ранее иного толка, скажем художник Лукомский, всю свою жизнь...

Входимость: 4. Размер: 18кб.

Часть текста: не то у Махно, не то у атамана Маруси. Чем не стаж? — Слов, милая, таких еще на свете нет, чтобы архив этот писать. Пусть пока заячьи министры пишут… А я уж на том свете, когда Господь призовет, писать засяду: лет тысячу писать-то надо… * * * — Бабушка, какой это ты пасьянс раскладываешь? — «Наполеонову могилу», детка… — Как тебе не надоест? Хочешь я тебе книжку дам… — Какую такую книжку? Не люблю я этих нынешних… — «Архив русской революции», бабушка. Вроде Майн Рида, только еще интереснее… — Ну, голубчик… У меня архив этот весь в голове да в печенках сидит. — Отчего ж ты не пишешь? — Слов, милая, таких еще на свете нет, чтобы архив этот писать. Пусть пока заячьи министры пишут… А я уж на том свете, когда Господь призовет, писать засяду: лет тысячу писать-то надо… * * * — Скажите, кто это там у столика — баки расправляет? — Маститый? Это X. Знаменитый общественный бездеятель. — А чем он собственно занимается? — Самоуважением. И до того остальных приучил, что так все, походя, его и уважают: двадцать четыре часа в сутки. Очень почтенная личность. — Ну что вы. Какое же это занятие — самоуважение? — Занятие неплохое. Другой и талантлив, и умен, и честен, да так ничего у него и не выходит. А этот с баками без всех этих качеств прекрасно обходится и с одним своим самоуважением такие дела разворачивает, что чертям тошно… Хотите представиться? — Нет уж. Спасибо. В эмиграции уважение беречь нужно. Что ж я его зря под ноги индюкам разбрасывать буду?.. * * * — Тридцать лет женаты и учить меня вздумал… Физиологию какую-то выдумал. Обед из трех блюд ему нужен… Подумаешь! Какая там еще у эмигрантов физиология? — Да я ж, Даша, право голоса имею. — Никакого. Женщина в эмиграции все! Кто визу ...

Входимость: 3. Размер: 11кб.

Часть текста: сородичи авторов это делали у себя дома. Вспомним хотя бы «Пана»… Какие тиражи, сколько переводов и какие переводы даже в тех желтых книжонках на газетной бумаге, которые стоили гривенник. Но все мы были прекраснодушными идиотами: мы верили, как романтические поповны, что над каждой четкой прекрасной страницей, над всей этой каллиграфически-великолепной словесностью парит Ангел добра, правды и справедливости. В деснице — грозный, карающий неправду меч, в шуйце — голубой батистовый платок для осушения слез всех скорбящих и затравленных. Что ж, стыдиться ли нам этой детской веры сегодня?.. И вот здесь, за рубежом, сколько раз мы с вами тайно подымали глаза к знаменитым парнасцам-европейцам. Не к Лиге наций, корректно регистрирующей погромы и разгромы государств, идеологий и количество оторванных голов, не к конференциям дипломатов, притворяющихся, что тигр, если ему дать небольшой заем и сделать маникюр, станет настоящим вегетарианцем… Запах нефти заглушил запах крови — какая уж тут к черту сентиментальность! Но знаменитые европейцы молчали. Мелкий шершавый эпизод с бурами привлек в свое время к себе больше внимания, чем гибель колоссальной страны, родины Толстого и Достоевского («Толстоевского», по утверждению одного европейца-интеллигента). Примиримся мы и с этим. Не клянчили, вырванных ноздрей не демонстрировали, ничего не...

Входимость: 3. Размер: 20кб.

Часть текста: Почему карабин за плечом? Глаза свои поневоле Таращит профессор сычом… В уголке на резной деревяшке Тихо вертится глобус-толстяк И пищит: «Профессор Патрашкин, Собирайся в дорогу, чудак!» В правой лапе большая дубинка, В левой — шляпа с желтым пером… За окном облака, как картинка, Отливают в воде серебром. Взял профессор масла и хлеба И скомандовал: «Живо, корабль!» Над балконною дверью в небе Запыхтел в ответ дирижабль. * * * Хорошо пролетать над землею, Склонясь к рукоятке руля! В глубине цветной полосою Проплывают леса и поля… Сзади ласточки мчатся летуньи И смеются — «Чивик-чивик!» «Посмотрите скорей, щебетуньи, Ах, какой презабавный старик!» Но серьезен профессор Патрашкин,— Сбоку дует противный бриз… Пусть смеются глупые пташки, Не слететь с дирижабля бы вниз! Голубеют моря и проливы, Волны сонно плывут на восток,— Вдалеке песчаною гривой Зажелтел в волнах островок. На песке — вблизи и далече — Бесконечные толпы зверей… Фу, какая пышная встреча! Опускайтесь, профессор, скорей… Заяц бьет в барабан скоро-скоро, Поросенок подносит хлеб-соль, Пес берет «на краул». Вот умора! Кот дудит в трубу: «си-бемоль»… * * * Косматый лев на опушке Устроил в честь гостя парад. Слоны провозили пушки, Торжественно двигаясь в ряд. На жирафах промчались мартышки, Упирая в стремя копье. Протащились с обозом Мишки, Неуклюже-смешное зверье. А за ними собачья пехота (Впереди командир лихой) Проходила за ротою рота, Задравши хвосты дугой… Лев рычал: «Здорово, барбосы!» А они отвечали: «Гав-гав!» Барабанщик, заяц курносый, Бил дробь, лапы вверх приподняв. «Повзводно! Равненье налево!» Проходит последний ...

Входимость: 3. Размер: 12кб.

Часть текста: Однако вскоре учеба обернулась неким подобием казенной службы, новыми страхами и наказаниями, которые добавились к домашнему игу. Стоит ли удивляться тому, что в пятнадцатилетнем возрасте он бежал из дома, последовав, кстати, примеру старшего брата. Вначале беглеца приютила тетка, сестра отца, отвезла его в Петербург, где он в качестве пансионера продолжил учение в местной гимназии. Но когда его «за двойку по алгебре» исключили из гимназии, он фактически оказался без средств к существованию. Отец и мать перестали отвечать на письма блудного сына с мольбами о помощи. Дальнейший поворот событий трудно, пожалуй, назвать другим словом, как чудо. Узнав по чистой случайности о судьбе несчастного юноши, брошенного семьей, начинающий журналист Александр Яблоновский поведал о его горестной участи на страницах «Сына отечества» - одной из крупнейших газет того времени. Статья попала на глаза житомирскому чиновнику К. К. Роше, и тот решил взять его к себе в дом. Так Саша Черный в конце 1898 года очутился в Житомире - городе, ставшем для него поистине второй родиной. Константин Константинович Роше принадлежал к обрусевшему французскому роду. Дед его, профессор Военно-инженерной Академии, известен как изобретатель цемента, на котором, между прочим, построены форты Кронштадта. Отец - преподаватель Военно-инженерного училища. А сам К. К. Роше пошел по чиновной линии и может быть отнесен к служащей аристократии. В Житомире он занимал достаточно высокий пост - председателя Крестьянского Присутствия. Этого сановника отличало живейшее участие во всевозможных филантропических мероприятиях. Одной из таких акций было участие, которое он принял в судьбе многострадального юноши, брошенного семьей. Гимназию в Житомире не удалось закончить из-за конфликта с директором. Да, по правде сказать, и поздно было учиться - подоспело время призыва на воинскую службу. Отслужив два года в качестве...

Входимость: 3. Размер: 17кб.

Часть текста: творчества т. Эренбурга «А все-таки она вертится» Начиркав фунта два страниц О том, что гайка выше Данта, Он вывел в вечность всех мокриц Рекламным слогом прейскуранта. Увы, как стар сей анекдот: Чиж пролетал над океаном И, уронив в него помет, Исчез бесследно за туманом. III Игорь Северянин Весь напомаженный, пустой поэзофат Бесстыдно рявкнул, легких не жалея: «Поэт, как Дант, мыслитель, как Сократ, Не я ль достиг в искусстве апогея?!» Достиг, увы… Никто из писарей Не сочинил подобного «изыска»… Поверьте мне, галантный брадобрей,— Теперь не миновать вам обелиска. IV А. Белый Ради шаткой клички «гений», Оскопив слепой талант, Хлещет бредом откровений Пифианский симулянт. Каждый месяц две-три книжки, А король все гол и гол… Ах, заумный сей футбол Надоел нам до отрыжки! V Маяковский Смесь раешника с частушкой, Барабана с пьяной пушкой,— Красный бард из полпивной, Гениальный, как оглобля,— От Нью-Йорка до Гренобля Мажет дегтем шар земной. VI Автобиография т. Есенина «И возвратятся псы на блевотину свою» «Я советский наглый „рыжий“ С красной пробкой в голове. Пил в Берлине, пил в Париже, А теперь блюю в Москве». VII А. Н. Толстой («Хождения по гонорарам») В среду он назвал их палачами, А в четверг, прельстившись их харчами, Сапоги им чистил в «Накануне». Служба эта не осталась втуне: Граф, помещик и буржуй в квадрате — Нынче издается в «Госиздате». VIII Демьян Бедный Военный фельдшер, демагог, Делец, упитанный и юркий, Матросской бранью смазав слог, Собрал крыловские окурки. Семь лет «Демьяновой» ухой Из красной...

Входимость: 3. Размер: 31кб.

Часть текста: теперь, когда я уже не могу послать ему письма, писание которого почему-то откладывал, теперь, когда все кончено, теперь, когда от него осталось только несколько книг и тихая, прелестная тень"1. Желание, по всей видимости, не ограничилось лишь спонтанной газетной репликой. Когда речь идет о двух художниках, в особенности,о долге одного художника перед вторым2, мы вправе ожидать некой творческой реакции, в данном случае — от Набокова в его текстах, куда автор мог инкорпорировать переработанные мотивы или сюжеты из творчества Саши Черного в рамках этой "запоздалой благодарности"3. До сих пор о поэте, прозаике, редакторе Саше Черном (1880-1932) в связи с Владимиром Набоковым упоминались факты чисто биографического характера: известно, что он был дружен с его отцом, В. Д. Набоковым; в 1922 г. в Берлине помогал отбирать стихи для сборника "Горний путь"; радушно принимал юношу в своей темной шарлоттенбургской квартирке и публиковал почти все приносимое тем в альманахах "Грани" и "Жар-Птица", где работал литредактором4. Черный был идеальным примером гармоничногосимбиоза лирики и сатиры. В рецензии на перевод сказки "Волшебный соловей" Набоков с восторгом отзывался о легком стихе Саши Черного, который, по его мнению, в лишний раз доказывал, "какой тонкий, своеобразный лирик живет в желчном авторе "сатир”"5. Учительство Черного, чей творческий расцвет ко времени кооперации с Сириным уже миновал, а писательская энергия свелась к сочинению милых и грустных детских стихов, признавалось — в отличие от многих других талантливых современников, чьи имена Набоков принципиально не афишировал. Набоковский опыт использования...

Входимость: 3. Размер: 3кб.

Часть текста: брат Митя, любимец мамин, Конкурсный держит экзамен. Пальцы у него похудели, Глаза запрятались в щели… На столе — геометрия, На полу — тригонометрия, На кровати — алгебра, химия И прочая алхимия. Сел он носом к стене, Протирает пенсне И зубрит до одурения. Мама в ужасном волнении: «Митя! Ты высох, как мумия,— Это безумие… Съешь кусочек пирожка, Выпей стакан молочка!» Митя уходит в сад, Зубрит и ходит вперед и назад. Мама, вздохнув глубоко, Несет за ним молоко, Но Митя тверже гранита — Обернулся сердито И фыркнул, косясь на герань: «Мама! Отстань!..» 1924 Усадьба под Парижем Примечание ИР. 1924. № 7. С. 15. Усадьба под Парижем — в других стихотворениях этого периода помета конкретизирована: Chateau de Gressy. Вдова поэта в мемуарах (Российский литературоведческий журнал М., 1993, № 2. С. 245) рассказывает, что ее знакомые, детям которых она преподавала в Берлине, купили неподалеку от французской столицы поместье и предложили ей комнату и стол за занятия ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1924"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1924"