Черный Саша: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1917". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 7. Размер: 74кб.

Часть текста: между этими двумя отрезками жизни писателя и поэта огромна, но, тем не менее, много меняется в творческой манере Саши Черного, стиле, выборе тем, героев, жанров. Не случайно биограф и исследователь творчества писателя А. С. Иванов замечает: «Написанное до 1917 года и после – существенно различается между собой. Эмиграция не только коренным образом заставила сменить тематику, но и наложила свой отпечаток на тональность и манеру письма. От подобного деления творчества Саши Черного нам не уйти»[1]. В эмиграции проза начинает выходить на первый план. Исследователи отмечают принципиальный для Саши Черного переход от поэзии к прозе, который произошел еще в 1910-ые гг., после ухода из «Сатирикона». Так, Э. М. Шнейдерман, рассматривая причины ухода поэта из «Сатирикона», пишет: «Но, может быть, причина разрыва заключалась в том, что сатира перестала быть для него всем, – в его поэзии все увеличивается доля лирики, обращается он и к прозе»[2]. Проза, по мнению А. С. Иванова, позволяла «приблизиться к опосредованному, более объективному и глубокому постижению сущности современников»[3]. Поэзия, «стиховая множественность, объединенная в циклы» отражает мозаичный взгляд на мир, тогда, как проза позволяет представить более целостный взгляд[4]. И еще одно очень важное в рамках нашей темы замечание...

Входимость: 5. Размер: 80кб.

Часть текста: формированием военно-лечебных заведений, зачислен в 13 запасный полевой госпиталь и в составе Варшавского сводного полевого госпиталя № 2 отправлен на фронт [1]. Другой исследователь, Л. А. Спиридонова, дополняет: госпиталь попал в жестокие бои под Ломжей и бомбардировки в Варшаве, и Саше Черному пришлось изведать все тяготы фронтовой жизни, расплатившись за это впоследствии жестокой депрессией[2]. Добавим: участь его несколько облегчилась лишь к началу 1916 г., когда он был переведен в Псков, в 18 полевой госпиталь, а в начале 1917 г. – в псковское Управление военных сообщений[3]. В Пскове же на какое-то время после февральской революции он был избран начальником отдела управления комиссара Северного фронта[4]. Война найдет свое отражение как в прозе, и в поэзии Саши Черного. В эмиграции издается третья книга стихов поэта «Жажда» (Берлин, 1923), состоящая из нескольких разделов: «Война», «На Литве», «Чужое солнце» и «Русская Помпея». Теме «Литература и Первая мировая война» посвящены специальные исследования, в которых также упоминается имя Саши Черного как участника войны и автора поэтического цикла и «Солдатских сказок» [5]. В центре нашего внимания – поэтический цикл «Война», в который были включены стихотворения, созданные еще в России. Несколько стихотворений помечены 1914-15 годами, большая часть имеет датировку публикации – 1923 г. Польский город Ломжа и русский Псков будут неоднократно упоминаться как два пространственных локуса, связанных – первый – с войной, ...

Входимость: 4. Размер: 12кб.

Часть текста: но зато добавлены стихи, написанные в период 1921–1923 годов. Всего в книгу вошло 87 стихотворений, из которых лишь три были напечатаны до революции. Остальные — впервые опубликованы в «Жажде», либо до этого печатались в эмигрантской прессе. РУССКАЯ ПЕЧАЛЬ Скорбь земли русской — такова тема данного раздела. Здесь воедино слиты боль утраты, наиболее остро ощутимой в первые годы изгнания, и негодование, направленное на «новых скифов», виновных, по мнению поэта, в произошедшей трагедии. ЭМИГРАНТСКИЙ УЕЗД Беженский быт, труды и дни русской эмиграции — центральная тема поэзии Саши Черного на чужбине, сопровождавшая его с первых до последних дней изгнания. В качестве названия раздела взят подзаголовок к стихотворению «Диана». НАДО ПОМОЧЬ Раздел, представляющий собой некое ответвление темы «эмигрантского уезда». В общественной жизни русского зарубежья всегда особое место занимала благотворительность, помощь нуждающимся — детям, инвалидам, писателям, студентам и т. д. Саша Черный был непременным участником всяких воззваний такого рода, вечеров и специальных изданий, доход от которых шел на это...

Входимость: 4. Размер: 12кб.

Часть текста: старого бульварного «Огонька», даже обложка не красная, а знакомая — грязно-голубенькая. К слову «Нива» прибавили красная. Только и всего. Но содержание для нас, эмигрантов, глубоко поучительно. * * * Вот заглавная страница «Огонька»: «Председатель Совнаркома СССР А. И. Рыков, произносящий речь к крестьянам села Песчанка Царицынской губ<ернии>, в местности, пострадавшей от неурожая». Положил начало этому странному занятию, как известно, наш недоброй памяти Главковерх, первый словесный электрификатор февральской революции. Прорыв ли на фронте, вспухала ли дезертирская волна, плохо ли работал тыл, — Главковерх вылезал из штабного автомобиля, взбирался на первую подвернувшуюся под ноги бочку и, окруженный обалделыми солдатами, сознательными писарями и хмурым офицерством, говорил — говорил — говорил… Старые, поседелые в боях полковники в обморок падали, а он все говорил… Т. Рыков свято блюдет февральские традиции. Произносит ли он так же речи в местностях, подозрительных по чуме, пострадавших от наводнения и советских сусликов? Или, может быть, для удобства т. Рыкова размножают? Водружают на ящик его чучела с граммофоном, заряженным рыковской пластинкой, повертят сзади ручку — и готово?.. При старом режиме поступали разумнее и проще. Помню голод в Поволжье в конце девяностых годов. Помню, отправились мы отрядом из Житомира в Уфимскую губернию кормить и лечить голодающих. Красный Крест дал врачебный персонал и медицинские средства, местный гарнизон, по почину начальника дивизии, — сухари, министерство внутренних дел — ассигновку на муку и на скот, общество — работников, одежду, пожертвования… Но вот совершенно не помню, чтобы к нам в Белебеевский уезд Уфимской губ<ернии> приезжал...

Входимость: 3. Размер: 9кб.

Часть текста: не волшебник, господа, - Не бойтесь! Он, понятно, Ее без всякого труда Сам выплюнет обратно. Алле! Известный Куки-фокс И кошка, мисс морковка, Покажут нам английский бокс. Ужасно это ловко! Свирепый фокс не ел пять дней, А кошка - две недели. Все фоксы мира перед ней, Как кролики робели! А вот пред вами клоун Пик, Похрюкай, Пик, немножко... Сейчас издаст он адский крик И дрыгнет правой ножкой. Он может выть, как крокодил, И петь, как тетя Нэта, - Король голландский подарил...

Входимость: 3. Размер: 5кб.

Часть текста: Оренбургом Цеппелин плыл с Гинденбургом, Зацепил крючком за тучу И хохочет, пес линючий… Трубочистов вверх пустили — Еле-еле отцепили! Две старухи от испуга В воду бросили друг друга. А вчера у Петрограда По Неве шел слон без зада: На спине сундук из цинка, В сундуке с замком корзинка,— А в корзинке, вот ведь хитрый, Бывший царь играл на цитре… Навострил к пруссакам лыжи, Да поймали… ишь, бесстыжий! Иль таких рассказов мало? И не то еще бывало… С крыши в печь, из печки в двери Так и бегают, как звери. А вокруг, развесив уши, Все стоят и бьют баклуши, Прибавляют, раздувают И от страха подвывают. Примечание Народное эхо (Пятигорск). 1917, 13 июня. Поставленное особняком стихотворение, которым открывается 2-й том, — одно из немногих известных нам произведений Саши Черного времени революции. Возникает параллель с «Чепухой», родившейся в «дни свобод» и российской смуты 1905 года и явившейся переломным в творчестве поэта. Здесь тоже мир явлен на изломе, когда химерическая действительность перемешана со слухами, пересудами и «сведениями из достоверных источников», сообщаемых прессой. Цеппелин — дирижабль жесткого типа, получивший название по имени изобретателя — генерала Ф. Цеппелина (1838–1917). Использовался во время войны для бомбардировки. Гинденбург Пауль фон (1847–1934) — командующий в первую мировую войну войсками восточного фронта. Цитра — музыкальный инструмент наподобие гитары. …Бывший царь <…> навострил к пруссакам лыжи . — Летом 1917 года...

Входимость: 3. Размер: 16кб.

Часть текста: ужасах, разумеется, дело, будь они трижды прокляты, а в том вечно волнующем вопросе, о котором много лет назад еще Короленко писал: каким образом средний, обыкновенный человек, — скажем, солдат Рябошапка, — милый и сердечный человек, а порой и самоотверженный герой не хуже любого спартанца, вдруг превращается в бешеную свинью… Так вот, если угодно, позвольте для иллюстрации привести некоторый эпизод, в котором я был главным действующим лицом… Выскочил я, правда, благополучно, как рыба, которой удалось через сеть перелететь, — и вот сижу с вами, разговариваю, пью чай. А сколько иных-прочих в неволе застряли, одному Господу Богу известно… — Было это осенью семнадцатого года, в самую карусель между двумя жерновами: война — революция. Впрочем, первый жернов тогда еще еле двигался, а второй уже стал молоть вовсю. Полк наш только что сменился с позиции. Как сменился — и вспоминать не стоит, — пожалуй, одна прореха на нашем участке осталась. Расположились мы на расползающейся грязью на этапном пункте в каком-то эстонском городишке. Власти у меня никакой, — вроде безрукого капельмейстера в волчьей стае. Солдатня вся чужая. Пополнение за пополнением. Свои все либо перебиты, либо ушли. А кто и остался — зубы оскалил, точно это я, подполковник Каблуков, и войну объявил, и кончать ее не желаю… Заправлял всем полковой комитет, а я при нем подневольным консультантом состоял по строевой и хозяйственной части. Не отпускали. Манера такая тогда была: мозги свои нам отдай, а сам сократись до макового зерна. Чем мог, я им, комитетчикам, помогал, — ведь русский корабль ко дну шел, какое уж тут самолюбие. И сам комитет, власть получив, подтянулся, и кое-как линию выпрямить хотел. Ничего, разумеется, не ...

Входимость: 3. Размер: 6кб.

Часть текста: куда?" Влез он в валенки и шубку, Шапку в руки - и айда! Руки в теплых рукавичках, Под лопатой снег пищит... Снег на лбу и на ресничках, Снег щекочет, смех смешит... Вырос снег копной мохнатой, Гриша бегает кругом, То бока побьет лопатой, То, пыхтя, катает ком... Фу, устал. Еще немножко! Брови - два пучка овса, Глазки - угли, нос - картошка, А из елки - волоса. Вот так баба! Восхищенье. Гриша пляшет. "Ай-да-да!" Воробьи от удивленья Разлетелись, кто куда. В тихой детской так тепло. Стекла снегом замело. Синеглазая луна Вылезает из окна.. Ветер прыгает по крыше... Отчего не спится Грише? Встал с кроватки босиком (Ай, как скользко на полу!) И по комнате бегом Поскорей - скорей к стеклу: За окном - сосульки льду... Страшно холодно в саду! Баба, бедная, не спит, Посинела и дрожит... Раз! Одеться Грише - миг: В угол - шмыг, Взял в охапку Кофту, дедушкину шапку, Старый коврик с сундука, Два платка, Чью-то юбку из фланели. (Что тут думать, в самом деле!) И скорей - скорее в сад... Через бревна и ухабы, Через дворницкую Шавку, Через скользкую канавку, Добежал - и сел у бабы: "Вот! Принес тебе наряд... Одевайся... Раз и раз! Десять градусов ...

Входимость: 2. Размер: 26кб.

Часть текста: «половое влечение» становились объектами изображения, а не изъявлением собственных чувств, как например, в ранней сатирической лирике, наполненной или едкой сатирой, или мягкой иронией. Лирический герой Саши Черного далек от самого поэта, такое сближение наблюдается лишь в поэзии для детей. Детские образы мелькают в ранней сатире иногда как часть «обстановки» («Жалобы обывателя», «Культурная работа», «Обстановочка», «Бульвары» и др.), иногда, наоборот, как ее контраст («Пошлость», «Там внутри» и др.). Лирический герой наблюдает за детьми пока со стороны, они не являются частью его мира. Есть понимание чистоты, ясности, наивности детского взгляда на мир, что является главной ценностью в поэтическом мире Саши Черного, эталоном истинного отношения вещей. Но контакта нет, есть фиксация детских игр и забав («Ранним утром, «Сквозной ветер»), или глупости («Новая игра») и несправедливости («Пряник», «В детской»). А ведь дети, с точки зрения Саши Черного, это то, что составляет содержание и смысл жизни. Не случайно они оказываются в первой строке стихотворения «Больному» рядом с горячим солнцем, радостью мелодий и книг; в стихотворении, обращенном к тем, кто опустошен и потерял желание жить. Пока возможно лишь прикосновение к детскому миру,...

Входимость: 2. Размер: 9кб.

Часть текста: Ч. был вновь исключен "без права поступления" за столкновение с директором (Шнейдерман Э. Новое о Саше Черном. -- С. 169; Иванов А. С. "Не упрекай за то, что я такой...". -- С. 385--386). В 1902--1905 гг. служил в Новоселицкой таможне в 1-м "Обществе подъездных путей" (Автобиография, РО ИРЛИ. -- Ф. 377. -- No 911). Начал печататься с 1904 г. в житомирской газете "Волынский вестник" (статьи, театральные рецензии, стихи под псевдонимами Сам по себе и Мечтатель). В 1905 г. переехал в Петербург. Начал сотрудничать в сатирическом журнале "Зритель", имевшем антиправительственную направленность. 27 ноября 1905 г. в No 23 дебютировал стихотворением "Чепуха" (под псевдонимом Саша Черный), в котором сатирически изображалась правящая верхушка, включая царскую фамилию. Этот номер был конфискован, а журнал вскоре был закрыт. После этого Ч. печатался в ряде оппозиционных сатирических изданий ("Молот", "Альманах", "Маски", "Леший", "Скоморох"), а также в революционных сборниках "Вольница", "В борьбе", "Песни борьбы" и др. В 1906 г. выпустил первый сборник стихов "Разные мотивы", в который вошли гражданские, сатирические стихи, а также автобиографические произведения. Сборник был арестован, автор привлечен к суду за политическую сатиру, однако судебное разбирательство состоялось лишь в ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1917"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1917"