Весенние слова
У поэта только два веленья:
Ненависть — любовь,
Но у ненависти больше впечатлений,
Но у ненависти больше диких слов!
Минус к минусу цепляется ревниво,
Злой итог бессмысленно растет.
Что с ним делать? Прятаться трусливо?
Или к тучам предъявлять безумный счет?
Тучи, хаос, госпожа Первопричина!
Черт бы вас побрал.
Я, лишенный радости и чина,
Ненавидеть бешено устал.
Есть в груди так называемое сердце,
И оно вопит, а пищи нет.
Пища ль сердцу желчь и уксус с перцем?
Кто украл мой нёктар и шербет?!
Эй, душа, в трамвайной потной туше,
Ты, что строчки эти медленно жуешь!
Помнишь, как мы в детстве крали груши
И сияли, словно новый грош?
Девушки — «догробную любовь»,
Мы смотрели в небо (к черту рифму)
И для нас горели облака!..
О, закройся серою газетой,
Брось Гучкова, тихо унесись,
Отзовись на острый зов поэта
И в перчатку крепко прослезись…
Пусть меня зовут сентиментальным
(Не имею ложного стыда),
Я хочу любви жестоко и печально,
Я боюсь тупого «никогда».
Я хочу хоть самой куцей веры…
Но для нас уж дважды два — не пять,
Правда ткет бесстрастно невод серый
И спускается на голову опять.
Лезет в рот и в нос, в глаза и в уши
(У поэта — сто ушей и глаз) —
В утешенье можешь бить баклуши
И возить возы бескрылых фраз:
«Отчужденность», «переходная эпоха» —
Ах, еще во времена Еноха
Эту мудрость знали до доски.
Знали. Что ж — иль меньше стало глупых?
Иль не мучат лучших и детей?!
О, не прячьте истину в скорлупы,
Не высиживайте тусклых штемпелей!
Вот сейчас весна румянит стены.
Стоит жить. Не ради ваших фраз —
Ради лета, леса и вербены,
Ради Пушкина и пары женских глаз,
Ради пестрых перемен и настроений,
Дальних встреч и бледных звезд ночей.
Ради воска тающих свечей —
Вот рецепт мой старый и хваленый,
Годный для людей и лошадей…
В чем виновен тот, кто любит клены
Примечание
Сат. 1910. № 14. С. 7.
Енох — ветхозаветный патриарх, отец Мафусаила.