Вдоль по пляжу — пятна ближних…
Кто, задрав клешнею ногу,
Роет детскою лопаткой
Крутобокую берлогу,
Кто младенца плавать учит,
И бутуз, в испуге диком,
Миль на десять оглашает
Лес и берег буйным криком…
Плотный немец — локти к брюху,—
Пятки вскидывая к тылу,
Сам себя вдоль дюн гоняет,
Как цыганскую кобылу…
Эмигрантская Диана,
Мотылек на смуглых ножках,
Пронеслась веселой рысью
В изумрудных панталошках…
А в воде, на мелком месте,—
Темя в шлемах — огурцами,
Два обглоданных нудиста
Притворяются пловцами.
На песке томлюсь я в дюнах
В живописном беспорядке,
Чтобы солнечною ванной
Успокоить боль в лопатке.
Промелькнет в трико гусыня,—
Левый глаз чуть-чуть прищуришь,
И опять вокруг пустыня…
Сверху солнечная лава,
Снизу жаром жжет песчаным,—
Будто ты лежишь в духовке
Нашпигованный каштаном…
Муравей ползет по ляжке,
Плещет бабочка на вые,
И в глазах фонтаном искры,—
Ало-бело-голубые…
Ах, какие в это время
Мысли в черепе роятся!
Но без пишущей машинки —
Так к чертям и разлетятся…
В голове зевает вечность,
В сердце — огненные спицы,
А пониже — обалделость
Разомлевшей поясницы…
Врач-приятель мне в Париже
Объяснил весьма толково:
«Зря, дитя мое, на солнце
Не валяйтесь, как корова…
Алкоголь в приличной дозе
—
Так и солнце, так и бабы,—
Как сказал Мартын Задека…»
Но лежать, считать минуты?
Где я здесь возьму будильник?
… Цикадный скрежет
Монотонен, как напильник…
Встанешь — вся спина пылает.
Боком выйдет эта лежка!
Завтра весь до пят облезу,
…
А пока, — спасибо, солнце,
За тяжелый жар твой медный,
За чудеснейшие мысли,
Улетевшие бесследно…
Нынче я был идиотом:
Завтра в дюны я с собою
Карандаш возьму с блокнотом.
Под рубрикой: «Летний дневник».