Выбрав место у тропинки,
Где сквозь бор синеет море,
Где вдали бельишко сохнет
На бамбуковом заборе,
Я принес большую доску,—
Пар дымился над ушами! —
И четыре толстых ножки
Обтесал карандашами…
Вбил их в землю — слон не вырвет!
За холмом стреляло эхо;
И прибил к ним туго доску,—
Не работа, а утеха…
А потом лазурной краской,
Цвета крыльев серафима,
Густо выкрасил скамейку —
Дар любому пилигриму:
Чтоб присел, забыв земное,
И, попыхивая трубкой,
Всласть смотрел, как парус в море
Дышит гоголем над шлюпкой…
Да и сам приду не раз я
Посидеть Наполеоном,
Руки гордые сложивши,
В одиночестве зеленом…
В казино, сцепясь друг с другом,
Пары вьются, как моторы,
Равнодушно-мертвым цугом…
А на пляже те же пары,
Загорев, как голенище,
Распластав тела у будок,
Переваривают пищу.
Но сегодня — наконец-то! —
На моей скамейке синей
Я приметил сквозь кустарник
Бога юного с богиней.
Он был в трусиках лиловых,
А она в трико морковном…
Метров на сто был пронизан
Воздух шепотом любовным,
Шея к шее, сердце к сердцу,
Под сосной склонились рыжей…
За смолистыми стволами
Подобрался я поближе.
Подобрался и расслышал:
Рдея страстью огневою,
Оба пламенно шептались
Над таблицей биржевою…
Скрылись в чаще. Мрачно сел я
Петушок с соседней фермы
Из-за камня поднял шейку,
Покосился на газету —
На последнюю страницу:
Может быть, сейчас он клювом
В биржевую ткнет таблицу?
Но петух меня утешил:
Звонко грянул голос зычный,—
Пять патлатых кур сбежались
На султанский зов привычный…
Двум он клювом дал по шее,
Двум скормил мои он крошки
И ушел в кусты за пятой,
Томно вскидывая ножки.
Я подумал с облегченьем:
Есть любовь еще на свете!
И, зевнув, разрезал дыню
На развернутой газете.
Зной оранжевою дымкой
Острова вдали туманил,
И внизу какой-то олух
«Стеньку Разина» горланил.
Последние новости. 1932, 6 августа. Под рубрикой: «Летний дневник».
«Еще вчера он хлопотал по хозяйству, суетился около своего домика на горке, где посадил десяток маленьких деревьев и сделал две скамейки. Потом ходил со своим неразлучным фоксом Микки к приятелю фермеру, тоже поговорить о хозяйственных делах. Ему надоело скитаться и мотаться по белу свету, и он решил окончательно обосноваться в полюбившемся Провансе, среди виноградников и холмов Фавьера» (Последние новости. 1932, 9 августа).