Профан
Когда в душе все скомкано и смыто
Бездарной толчеей российских дел
И мусором бескрасочного быта —
Окрошкой глупых жестов, слов и тел,
Стремишься к тем, чьи взоры так беспечно
Со всей земли цветные соки пьют
И любят все, что временно и вечно…
Художниками — люди их зовут.
И вот придешь. Заткнувши уши жаждой
Томительной и чуткой красоты,
Не слушаешь, что мелет каждый,
Рассматривая свежие холсты.
Глаза, в предчувствии, доверчиво раскрыты:
Где пафос яркий вольных, нежных душ?
Приму! Упьюсь! Все «злобы дня» забыты,
И в сердце под сукном играет туш.
Галантные виньетки и заставки.
Обложки модных сборников стихов.
Лиловые и желтые пиявки
И четки из манерных червяков.
Редиска и омары на тарелке,
Шесть штук гостиных с вазой у окна!
Сусальное село. Туманные безделки…
Собачка с бантиком. Лошадка из сукна…
Портрет полковника Бубнова в орденах,
Портрет салонной дамы в шляпе с газом,
Портрет фон-Курца в клетчатых штанах…
Ах, Боже мой. Заказ святое дело,—
Но для чего фон-Курцев выставлять?
Ведь в жизни нам до смерти надоело
Их чинную бесцветность созерцать!
Идешь домой обиженный и хмурый:
Долой фантазию и мысли зоркий луч!..
Редиска и полковник серо-бурый
Пускай журчат, как вешний вольный ключ…
Но я там не нашел такой картины,
К которой бы тянуло вновь и вновь —
Стоять… смотреть… и уходить в глубины
…
Профан? О да, заткните рот скорее!
Но во Флоренции и Дрездене профан,
Качаясь, уходил из галереи,
Симфонией мечты заворожен и пьян.
—
Земля и небо, штиль и ураган…
А ваши банты, Курцы и виньетки
Так недоступны? Что же — я профан.
Примечание
2. С. 387–388.