Утром фермерша-старушка
В гости к нам пришла на дачку
И присела, отдуваясь,
У кривой сосны на тачку.
Платье — черным парашютом,
Лопухом плетеным шляпка…
В ручки пухлые дохнула,—
Старичкам всегда ведь зябко.
А глаза ее, коринки,
Мигом все схватили зорко:
Дворик, домик наш, веранду
И раздувшуюся шторку.
«Вот», — она сказала тихо,
Показав рукой на тучи,
Над лиловыми холмами
Наплывавшие все круче.
«Шестьдесят семь лет в Провансе
Просидела, как на стуле,
Но такого не бывало,—
День за днем дожди в июле!»
Покачала головою,
Скрючив ножки, как ворона,
И седую бородавку
Пощипала удрученно.
…
Я сидел на камне кротко
И с сочувственным вниманьем
Ковырял дыру в подметке.
«Чуть опрыщут виноградник
Легкой пылью купоросной,
Все сейчас же до пылинки
Смоет, к черту, дождь несносный…
Вы лозу-то оберните,—
Сколько, сударь, белых пятен!
Дождь в июле винограду,
Как быку мясник, приятен…
Разрослись шатрами листья,—
Кисти спрятались до света…
Что-то будет с виноградом
В это пакостное лето?
И чеснок, как гриб, червивый,
И капуста захирела,
Огурец любой разрежешь,—
Весь, как дудка, пустотелый!
Помидор — дурак зеленый…
Все убытки, да убытки…»
И, как демон, запахнула
Крылья черные накидки.
Эмигрант, подбитый ветром,
И казалось мне, что Ротшильд
Горько плачет мне в жилетку…
Вон внизу за перелеском
Дом ее стоит, как крепость.
Дождь гнезда ее не смоет,—
Что за дикая нелепость!
Кров, семья, покой, достаток,
Каждый ствол скрипит: «Я дома»…
С детства каждая ложбинка,
Вот когда б на нашу льдину
Посадить ее хоть на день,—
Чтоб она бы поклевала
Эмигрантских виноградин…
Вслух не высказал старушке
И сказал ей в утешенье,
С ней прощаясь у опушки:
«Есть примета, — если лозы
—
Винограду будет меньше,
Но вино в цене подскочит».
Последние новости. 1932, 29 июля. Под рубрикой: «Летний дневник».