Придя в общество, осторожно вскинь глаза и реши, какая из девиц или дам создана для тебя. Если ни одна, не насилуй себя и не руководись пословицей о безрыбье.
Избрав, отведи в сторону хорошо знакомого, узнай деликатно биографию и топографию ее, сядь напротив, сделай возможно умные и понимающие глаза и смотри на лампу.
Пересядь поближе и, пряча грязные ногти, спроси желудочным шепотом: «Вы любите Пана?» Услышав неизбежное: «Еще бы!», помолчи пять минут и закрой глаза ладонью.
Отмахнув головой поток внезапных мыслей (для вида), настойчиво, просто и изумленно оброни: «Какое у вас лицо?!» Она поймет это всегда в желательном для себя смысле.
Когда, в ответ на пожатие, ее нога вздрогнет и уплывет под черную пасть дивана, заговори сразу бурно, негромко и песнопенно:
О — бескрылости жизни, стенах, девятой симфонии, атласе ее дыхания, стенах, уходе Хомякова, холодных вершинах одиночества, стенах, грубой квартирной хозяйке, «Вехах», стенах…
И вдруг… остановись. Обведи глазами курящих и некурящих, пьющих чай и непьющих, сделай тонко-презрительно-сострадающе-саркастически-негодующее лицо, внезапно, словно чудо, найди фиалки (или маслины — если она брюнетка) ее глаз: вспыхни и зарозовейся. Ты и она. Она и ты. Только в этом смысле должна она понять тебя.
Иди дальше: «Здесь трудно говорить… невыносимо молчать… невозможно думать». И полным аккордом виолончели, шумящим призывом спроси: «Когда?..»
–90 %) опрокинься: «И вы любите Пана?! О! Вы такая же, как все?! О! Пять минут знакомства и вопрос „когда?“. Это „неприлично“?! Дерзко?! О!.. Но я думал, что вы…» И гордо умолкни.
Придя к ней через день на квартиру, начни с Никиша и садись непременно против входных дверей.
От Никиша перейди к жизни, от жизни к себе. Среди вдумчивой и затаенно-детско-искренней фразы о своей последней поездке в Териоки коснись ее мизинца и спроси:
— Вы бегаете на лыжах?
И, не давая ей опомниться, возьмись за мизинец и разлейся: «Лыжи! Вы не бегаете на лыжах! Такая хрупкая (или мощная) фигурка на искристом снегу (возьми два пальца), холод обжигает лицо, птицы изнемогают и отстают (возьми три пальца)… ветер смеется в глаза и целует руки… вот так… вот так» (попробуй показать — как).
«Негодяй!» и нажмет кнопку, подыми на нее холодно-рассеянные глаза, скажи: «Дура!» — и уходи.
Если она этого не скажет……………………………………………………..
<1910>
Примечание
Сат. 1910. № 12. С. 2–3. Подпись: С-a Ч-й.
«Пан» — роман норвежского писателя К. Гамсуна (1859–1952). Переведенный на русский язык, стал чрезвычайно популярен в начале века среди интеллигенции, увлечение им было почти повальным. В романе опоэтизирована сильная и странная личность, живущая в единении с природой и повинующаяся в своих поступках лишь зову сердца.
Хомяков Н. А. «Попытки побудить его считаться с пожеланиями бюро были тщетны, Хомякову органически были противны подпольная борьба и дрязги политических противников, с которыми ему нужно было бороться, если бы он пошел по пути, на который его толкало бюро. Он поступил как избалованный барин — ушел, отряс прах с ног своих» — так объясняет неожиданную добровольную отставку Хомякова в начале 1910 года его коллега по Думе (Савич Н. В. Воспоминания. 1993 С. 79).
«Вехи» (1909) — сборник статей о русской интеллигенции. Подводя итоги первой русской революции, выдающиеся мыслители Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон и другие критически пересмотрели роль интеллигенции в народной судьбе, предъявив ей целый ряд обвинений духовно-нравственного порядка. Выход книги породил ожесточенные и самые противоречивые споры в обществе: одни восторгались мужеством и свободомыслием авторов, другие клеймили их за «ренегатство»
Никиш А. (1855–1922) — венгерский дирижер, виднейший представитель дирижерского искусства, неоднократно гастролирующий в России.
— дачный поселок к северу от Петербурга (ныне Зеленогорск).