Над палубой крутою
Рыбацкой шхуны «Чайка»
Волнистою фатою
Клубятся облака,
И северные волны
Шипят, и тускло блещут,
И, расступаясь, плещут
В дубовые бока.
Порою мыс горбатый, —
Усеян голышами, —
Мелькнет спиной покатой
И пенистой каймой,
Да сосенки на взгорье,
Распластаны на части,
Поклонятся сквозь снасти
И сгинут за кормой.
У мачты мальчик зоркий
Сидит и смотрит в море:
Встают и льются горки
Расплавленным стеклом…
Согласными рядами,
Плывут-плывут грядами,
Поют морской псалом.
Сквозной игрой лучистой
Заголубела льдина…
Куда стремится льдистый
Сверкающий алтарь?
А под кормой из влаги,
Блеснув спиною гладкой,
Взвилась косою складкой
Неведомая тварь.
Так рано сникло солнце…
И парус вздулся туже.
Мерцают веретенца
Бесчисленных светил.
И мальчик смотрит-смотрит:
Кто мудрый, в синем мраке,
Исчислит Божьи знаки,
Их горний путь и пыл?
Встал месяц в дымном свете…
Отец готовит сети,
И рыбаки молчат.
Кто отроку расскажет
О чужеземных странах,
О теплых океанах,
Про звездный вертоград?
В огромном Божьем доме —
Подводные теченья,
Луна в полночной дреме,
Цветенье льдистых глыб…
Там в городах далеких
Есть книги, карты, школы,
А здесь лишь парус голый,
Да груды влажных рыб…
Игрушка непогоды,
Заплыл фрегат заморский
В неведомые воды,
К холодным берегам.
Вверху — грядою скалы,
Внизу, бедны и грубы,
Да птиц полярных гам.
Юнец со шхуны «Чайка»
Плывет к фрегату в шлюпке, —
У ног седая лайка
Сидит, задравши нос.
По лесенке висячей
Вскарабкался он лихо,
За ним, качаясь тихо,
Пушистый лезет пес.
Матросы гостю рады,
И пес такой забавный…
Точеные наяды
Круглятся на носу.
Веселый рыжий юнга
Взял мальчика за плечи.
Слова нерусской речи,
Как щебет птиц в лесу.
Трап вниз и вход, как норка…
Ступеньки, переходы, —
Приплывший в шлюпке зорко
А рядом юркий юнга
То вверх, то вниз ныряет,
Смеется, словно лает,
Бьет лапой по штанам.
Средь низкой, темной залы
Забавный гость ни с места, —
Напрасно рыжий малый
Прочь тянет за кафтан…
На гнутой ножке глобус!
На полках книжек горы,
И медные приборы,
И карты звездных стран!..
Но буквы непонятны…
Они, как клад зарытый, —
Слова — немые пятна
На корешках тугих.
В глазах вскипают слезы…
Очнулся отрок русский
И лестницею узкой
Поднялся и притих.
Простился с моряками.
На западе багряном
Суровая печаль.
Скрипят и гнутся весла.
К ногам прижалась лайка,
И с детским плачем чайка
Метнулась к тучам вдаль.
Подмокла соль в лукошке, —
Пускай бранят на шхуне…
Луч в облачном окошке,
Как смутный, дальний зов…
В душе зарделся факел,
И тысячи вопросов
Плывут из-за утесов,
Из-за глухих лесов!
Над кровлей вьются хлопья,
Снега шипят-дымятся,
И весла, словно копья,
Чернеют у стены.
С сугробов, с крыш, с заборов
И вьется, оседая,
Вдоль Северной Двины.
Перед оконцем снежным,
В пустой избе мерцая,
Горит тюльпаном нежным
Огарок восковой.
Над книгой — тихий отрок…
Буран стучится в сени.
По балке ходят тени.
В трубе протяжный вой.
В ногах медвежья полость…
Весь вечер без попреков:
Отец уехал в волость,
А мачеха в гостях.
В грамматике славянской
Перечитал все строчки.
В углу, как гриб на кочке,
Спит лайка на сетях.
Треща, погасла свечка.
Влез мальчик на полати.
Свернулся, словно кот.
В часы ночного мрака
В душе встает чредою,
Как звезды над водою,
Знакомый хоровод:
Чудесный зал фрегата, —
Приборы, книги, глобус!
Скелет морского ската,
Полярный сноп огней…
И Сухарева Башня
С петровской школой новой, —
Заезжий гость торговый
Рассказывал о ней.
И в час ночного бденья
Срывается молитва:
«Ты, Свет и Утешенье,
Опора слабых сил!
В меня вдохнул Ты жажду, —
Тебе ль ее отринуть?..
Не дай во мраке сгинуть
…»
Метель поет все тише,
В ларе скребутся мыши,
Проснулись петухи.
И в голове бессонной
Плывут-плывут рядами,
Невнятные стихи…
Трески сушеной вязки
Шуршат в сенях на стенке.
У проруби салазки
…
«В Москву!» — вздохнула вьюга,
«В Москву!» — шепнули мыши,
И снежный дед на крыше
Гудит: «Бежать, бежать…»
1928
Париж
Русская земля. Альманах для юношества (Ко дню русской культуры). Париж, 1928. С. 53–60. С илл. А. Гефтера.