Кукла Нолли и паяц Пшик сидят на подоконнике и скучают. Девочка Катя, у которой они жили, обещала взять их сегодня гулять и не взяла — ушла с няней. Почему не взяла? Рассердилась. Схватила вчера Пшика за голову и окунула его в свою ванночку. Няня закричала, Катя заплакала, а Пшик со страху всю краску из себя выпустил и тонуть стал. Из ванночки такой кисель вышел, что няня должна была другую наливать. Разве он виноват? Паяц не рыба. Потом Катя выкупалась, стала одеваться и села нечаянно на Нолли. Пружинка в Ноллином животе сказала: «Пик!» и испортилась. Как Катя ни извинялась, как ни умоляла, как ни целовала Нолли: «Скажи: ма-ма, скажи хоть один последний раз, только скажи — ма!» — Нолли ни звука. Как без пружинки скажешь? Вот за это Катя и не взяла их с собой гулять.
Сидят Нолли с Пшиком на подоконнике, молчат и не двигаются, потому что кошка Мурка все по комнате вертится. Заговори только при ней — всему дому станет известно. За окнами пушинки летают, солнышко светит, девочки с куклами в сад идут. Ужас, как гулять хочется! Наконец кошка Мурка ушла — слава тебе Господи! Нолли вздохнула, а Пшик хлопнул себя по лбу, прошелся на руках по подоконнику и сказал:
— Нолли! Я что-то придумал!
— Воображаю!
— Придумал, придумал! Катин папа сейчас пойдет на службу.
— Ну, так что?
— Мы побежим по коридору в переднюю…
— А потом?
— Влезем на стул!..
— А потом?
— Со стула, со стула, со стула — в карман Катиного папы пальто. Понимаешь?
— И пойдем гулять?! Пшик, ты золото, дай я тебя поцелую!
— После, после! — закричал Пшик. — Надо спешить, а то он уйдет. «Раз-два-три!»
Пшик схватил Нолли на руки, раскачался, крикнул «алле-гоп!» и прыгнул через кроватку на пол.
— Пшик, — спросила Нолли, — а вдруг Катин папа положит руку в карман?
— Не положит! В одной руке у него палка, в другой портфельская кожа, а в третьей…
— Третьей нет, Пшик, не болтай глупостей… Тш… В коридоре никого нет. Бежим!
Пшик и Нолли побежали на цыпочках по коридору так тихо, как мухи бегают по потолку. У дверей перелезли через сонную Мурку и мигом очутились на вешалке.
— В какой карман лезть, в правый или в левый? — спросила Нолли.
— Полезай в левый, правый — дырявый!
— Не успели они еще хорошенько усесться, как в передней раздалось: «рип-рип-рип!» Катин папа подошел к вешалке, снял пальто, встряхнул его так, что пассажиры в кармане стукнулись лбами, надел и вышел на улицу.
На улице Катин папа крикнул, как пушка: «Извозчик!» Пшик выглянул из кармана:
— Нолли! Мы поедем на извозчике! Подъезжает, подъезжает… Серая лошадь, совсем как Катина, только без подставочки.
— Цыц! — сказала Нолли и потащила Пшика за ногу в карман. — Цыц, мурзилка, а то он услышит!
«Сорок». Потом испугался и поправился: «Тридцать пять». Поехали.
— Подвинься, чучелка, — запищала Нолли, — я тоже хочу выглядывать!
Пшик подвинулся и пробормотал: «Ой, сколько домов! Ог-ро-о-мные! Белый дом, серый дом, желтый дом, коричневый дом, деревянный дом!»
— Смотри, смотри, Пшикочка! — завизжала Нолли. — Вагон без лошади! Красненький! Ай-яй, смотри, сзади тоже никто не толкает! Бу-у-у-у! Что это, это, это, Пшик?
— Это трамвай.
— Как же он бежит?
— Кондуктор толкает его с одного конца города, и он бежит до другого. Ловко, а?
— Пшик! — сказала Нолли, глотая последнюю шоколадную крошку, которую она нашла в кармане. — Пшик, довольно уже ехать. Давай спрыгнем…
— Давай! — Пшик осмотрелся кругом, схватил Нолли в охапку, вылез из кармана и, как блоха, прыгнул прямо на фонарь. Под фонарем в это время проходила дама и вела на шнурочке маленькую собачку, похожую на мохнатого червячка. Собачка остановилась, потянула носом, уперлась передними лапками в землю, а задними стала загребать: «левой-правой, левой-правой!» Да вдруг как залает на фонарь:
— Тяф-тяф-тяф! О, зачем я на веревочке! Тяф-тяф-тяф! Я бы перегрызла фонарный столб! Р-рр-тяф-тяф-тяф! Эти фонарные обезьяны полетели бы вниз, а я их в клочки, я их на клочки, я их вдребезги!!! Пусти! — завизжала она, но дама потащила собачку дальше, и она поехала на четырех лапках, как на коньках.
— Собачья морда! Ага, привязали, привязали! Ну-ка достань! Тяп-тяп-тяп! Подумаешь, как страшно… Сама обезьяна, сама собака, сама злюка-гадюка несчастная!
— Пшик, — сказала Нолли, — давай слезем и дернем ее за хвост!
— Она тебя дернет! Она тебе так дернет, что все тряпки из живота вылезут!
— Фуй, Пшик, какие ты гадости говоришь…
— Пшик, Пшик, Пшик! — захныкала Нолли. — Поедем куда-нибудь?
— Куда?
— Ты мальчик, ты и выдумывай. Хорошее гулянье — сидеть на фонаре? Разве мы птичкины дети? Придет фонарщик зажигать освещение, увидит нас, — что он с нами сде-ла-е-ет!
— Стой! Не хнычь, я уже придумал! Ты умеешь читать?
— Нет!
— Ну еще бы! — Пшик фыркнул и почесал ногой за ухом. — Эх ты, пустая фарфоровая голова с локонами!
— А у вас что в голове?
— Не твое дело. Видишь вывеску напротив — под вывеской окно: тряпки красные, тряпки зеленые, тряпки серо-буро-шоко-ладные…
— Вижу!
— Ну вот. Читай за мной: кра-силь-но-е за-ве-де-ни-е. Поняла?
— Нет.
— Мы слезем с фонаря — перебежим через улицу и… в форточку! Вот она открыта. Ейн-цвай-драй! Понимаешь?
— Пшик! — закричала Нолли. — Пшик, ты хочешь покраситься?
— Да, Нолли, я хочу покраситься. Я буду опять красный, как… красная краска! Вот! Чтобы еще все паяцы на свете покраснели от зависти! Вот!
— Идем! — сказала Нолли.
Они слезли, перебежали через улицу и полезли в форточку. Никто не заметил. Только голодный воробей слетел с вывески, когда Пшик уже перекинул вторую ногу через форточку и дал ему подзатыльник, — но ведь это почти не больно.
Пшик и Нолли спустились по занавеске на подоконник и заглянули в комнату.
— Цыц! Никого нет. Может быть, в зелененькую покраситься?
— В красненькую! — сказала Нолли и задрожала от радости.
— Половину в красненькую, половину в желтенькую, как было раньше.
— Пшик, я тоже хочу краситься.
— Тебе нельзя, ты кукла.
— Так что же, что кукла? Я на этом противном фонаре все платье измазала. Было беленькое, а теперь как Катины подметки.
— Цыц, не хнычь! Согласен. Только прежде я. Стой тут, и если кто-нибудь войдет, скажи — «ма-ма».
«алле-гоп», прыгнул на стол, лег на бок и опустил в банку с красной краской правый бок, руку и ногу.
Краска была тепленькая, и Пшик от удовольствия закрыл глазки.
— Пшик, — запищала Нолли, — Пшикочка, отчего так долго?
— Сейчас! — закричал Пшик и схватился рукой за банку, но поскользнулся, упал в краску и вылез оттуда красный, как сырая говядина. Красные волосы, красные глаза, красные уши… Красавец! А краска на стол с него так и бежит: целое озеро.
Нолли сначала испугалась, да как захохочет! В комнате над входной дверью зазвенел колокольчик. Один большой человек вошел, другой крикнул: «Сейчас!» и прибежал в комнату. Прямо несчастье!
— Боже мой, подожди!
Нолли вырывается:
— Ступай прочь! Не смей меня пачкать!
Наконец не удержалась и полетела с форточки кувырком в дождевую кадку, которая стояла возле окна.
— Нолли! — сказал Пшик, размазывая красные слезы по лицу. — Вернемся!
— Куда?
— К Кате!
— Я не знаю дороги…
— Ай, Пшик, держи меня!
— Что с тобой?
— Меня кто-то тащит!
— И меня тащит!!!
— Ай…
— Трубочист!!! — шепнула Нолли.
— Боюсь!!! — шепнул Пшик.
— Вот так выудил! — сказал трубочист. — Ну-с, очень приятно познакомиться, пожалуйте в залу! — с этими словами трубочист положил Нолли и Пшика в свою сумку и пошел своей дорогой дальше. От испуга Нолли и Пшик молчали целых пять минут.
— Пропала моя красочка! — жалобно пищал Пшик.
— Ты мальчик, тебе ничего… На кого я теперь буду похожа? На негритянскую но-здрю-у!
— Не реви. Нолличка, я тебя яичным мылом отмою…
— У-у-у! Что это так трещит?
— Это крыша, — сказал Пшик и незаметно выпал из кармана.
— А я? А я? — закричала испуганно Нолли и выскочила вслед за Пшиком. Трубочист не заметил.
— Мур-мур-мурау! — сказал кто-то рядом.
— Ой! Пшик, смотри, это наша Мурка! Наша Мурка! Здравствуйте, Мурочка!
— Мур-мар-мелау… Здравствуйте! Как вы сюда попали? А?
Нолли и Пшик упали на коленки и протянули к Мурке руки:
— Извините нас! Мы удрали гулять! Мы больше никогда не будем! Отведите нас домой, вы кошка, вы знаете дорогу по всем крышам…
— Ага, — сказала Мурка-кошка. — А дразнить меня больше не будете?
— Не будем!
— Отдадите завтра свои сливки и пирожок, когда Катя посадит вас обедать?
— Отдадим, — печально сказали Нолли и Пшик.
— То-то. Ну ладно. На этот раз прощается. Садитесь на меня верхом и держитесь крепко.
Спрыгнули Нолли и Пшик, да за дверь — даже поблагодарить Мурку от радости забыли, — и по коридору, топ-топ, тихонько, как мыши, пробежали в Катину комнатку. Катя уже спала: надутая такая. Мигом вскочили на подоконник, сели, как утром сидели, закрыли глазки и ни гу-гу.
Утром Катя проснулась и все выспрашивала:
— Отчего такие замурзанные? Где вчера были? Под кроваткой искала, в чулане искала, в рояле искала — нигде нет? Где были?
Но Нолли и Пшик как воды в рот набрали, молчат и друг Другу подмигивают: «Наше, мол, дело!»
<1912>
Примечание
–35. С илл. М. Добужинского. Перепечатано в ИР. 1925. № 32. С. 16 и № 33. С. 16. С подзаголовком: Рассказ для маленьких. Много лет спустя, готовя книжку «Серебряная елка», автор внес изменения в текст, исключив целый ряд строк и фрагментов. Печатается по последней авторской публикации. После строки: «Стой тут, и если кто-нибудь войдет, скажи —„ма-ма“» было изъято:
— Я не могу, у меня испортилась пружинка.
— Ах, да, извините! Ну тогда запищи, я услышу и спрячусь куда-нибудь. Хорошо?
После строки: «Я не знаю дороги…» изъят следующий фрагмент:
— Возьмем извозчика, он знает…
— А деньги у тебя есть? — спросила Нолли.
— Ах, — вздохнул Пшик, — у Катиного папы в кармане были, да я не догадался взять…
— Красть стыдно! — строго сказала Нолли.
— А сидеть за кадочкой под дождем не стыдно? — ответил Пшик.
— Ноги гуляют! — сказала вдруг Нолли.
— Где?
— Вот здесь. Посмотри в щелочку.
— Это люди. Там вверху и руки, и плечики. Только их не видно.
— Ой, смотри: маленькие ножки! Желтые калошки, Катины калошки! — закричала Нолли. — Пшик, Пшик, скорее, дерни ее за штанишки!
Пшик взглянул и вздохнул:
— Не Катя. Чужая девочка. Рыжая.
— Рыжая? Ах, Боже мой… Пшик, слушай, что это? Корова мычит. Разве им можно гулять по улицам?
— Это не корова. Авто-мо-биль! Автомобиль! Ба-бав-бав!
— Отчего он так скверно пахнет? — спросила Нолли.
— Он пьет бензиновую воду. Напьется и пахнет…
— Это как рыбий жир?
— Гораздо хуже, — с важностью ответил Пшик.
После строки: «— Вот так выудил, — сказал трубочист» было изъято: «Знатный будет Ваньке гостинчик!..» После строки: «— А я? А я? — закричала испуганно Нолли и выскочила вслед за Пшиком» исключен следующий фрагмент:
«Трубочист не заметил: он смотрел в трубу, а когда трубочист смотрит в трубу, он в это время ничего вокруг себя не видит. Нолли и Пшик осторожно доползли до чердачного окна и сели на раму.
— Солнышко заходит! — печально сказала Нолли.
— Птички домой летят! — показал рукой Пшик. — А мы на крыше…
— Пшик, смотри, какие больши-и-е пушки!
— Это не пушки — это трубы. Дым пускают.
— Зачем пускают?
— Автомобили делают, трамваи делают, куклы делают. Фабрики называются».