Дача стояла у леса. Жоржик скоро-скоро позавтракал и побежал к грядкам. Вчера он с дворником посадил горох — надо было посмотреть, не вылез ли он уже. Но на грядках еще ничего не было. Жоржик поковырял палочкой землю, вынул одну горошину и опять зарыл ее.
Потом он подошел к забору и стал смотреть в лес: за кустами качались елки, в канавке блестела вода, под можжевельником важно гуляли две вороны и о чем-то разговаривали.
«Пойду в лес, — подумал Жоржик. — Только немножко, вон до той березки…»
Подумал и пошел. В старом заборе одна доска совсем отвалилась, пролезть сквозь дырку было нетрудно: сначала одну ногу, потом голову, потом другую ногу, — вот и в лесу!
«Вон она, наша дача… Красная крыша, огро-омная, и голубь на крыше сидит…» Дырку в заборе тоже было видно.
Дошел мальчик до березки и сел отдохнуть. «Минуточку посижу и — домой. Здравствуй, букашка! Зачем по моей коленке ползешь?»
Он снял букашку, посадил ее на мох и сказал:
— Сиди тут, а то заблудишься!
Посмотрел Жоржик кругом: елочки скрипят («верно, у них в середине такие пищалки, как у моего зайца», — подумал он), мураши с дровами один за другим куда-то бегут, как живая черная ниточка; папоротники кланяются; вверху тучки, — одна на Жоржина дворника похожа: с белой бородой и трубка во рту. Светло и совсем не страшно…
— Ах, какая беда! — запищал вдруг кто-то в лесу.
Жоржик испугался и вскочил:
— Какая беда? Кто меня пугает?
— Эй! Помоги-ка мне, милый! — опять сказал кто-то за кустами.
Жоржик хотел было заплакать и пуститься во весь дух домой, но потом ему стало стыдно. Голосок был тоненький и жалобный, как у Амишки, когда ей хвост прищемят. Чего же пугаться? Он ведь большой… Может быть, это девочка с соседней дачи заблудилась, — надо взять ее за руку и привести домой.
— Кто там хнычет? — храбро спросил Жоржик.
— Это я, ста-ру-шка… Поди-ка, мальчик, сюда!
— Да где же вы? — спросил Жоржик и посмотрел кругом. Старушки нигде видно не было.
— Здесь, за канавкой! Вот так, левее!
Жоржик подошел к канавке и перебрался по сломанной елке на другую сторону. На кочке лежала маленькая старушка в синей кацавейке. Ноги ее попали в болото, и она никак не могла вытащить: дергается, дергается, а ноги все глубже в болото уходят. Совсем как муха на блюдечке с вареньем.
— может, она волшебница какая-нибудь?
— Бабушка, — сказал он, — давай руку, я тебя вытащу!
— Где тебе! Руки-то коротеньки, да и силы у тебя, чай, как у таракана. Гляди-ка! Вон там под березой моя котомка. Достань-ка из нее веревку… Один конец привяжи к березе, а другой брось мне. Так, молодец… Ну-ка, у-ух!
Старушка крякнула, ухватилась за веревку, захрипела, покраснела и вытащила ноги из болота. Обчистилась на кочке, отряхнулась и говорит Жоржику:
— Спасибо, огурчик! Эх, ножки-то какие у тебя кругленькие! Что ж тебе подарить за то, что ты меня вытащил?
— Верблюда подари. Ма-аленького!
— Хе-хе! Верблюда… Чудак-мальчик… Где я тебе верблюда возьму? Да и тесно ему, чай, у тебя будет, — все грядки перетопчет… Постой-ка! — сказала старуха. Она приложила руку к уху и посмотрела вверх.
— Куда ты, бабушка, смотришь? — спросил Жоржик.
— Вороны кричат, чтобы я уходила отсюда. Они тут под березой косточку зарыли, а мы им мешаем достать ее… Ладно, сейчас уйдем!
— Вот тебе на! — закричал Жоржик. — Как же ты знаешь, что это они про косточку?
— Знаю, хэ-хэ… Видишь, дружок? — Старушка вынула из уха маленький красный камешек и показала Жоржику. — Штучка небольшая, а в ней все дело. Вставил в ухо — и все тебе понятно: как вороны разговаривают, как коровы, как разные букашки…
— Правда?! И как слон говорит, тоже понятно?
— Все равно, хоть слон… Только здесь слонов не водится…
— Бабушка! — сказал Жоржик и схватил старушку за кацавейку. — Ты спрашивала, что мне подарить за то, что я тебя вытащил. Подари мне этот камешек. Ну, пожалуйста.
— Ишь ты, какой проситель! Выбрал! А я с чем останусь? Я тут в лесу, милый, без этого камушка, как лягушка без воды… Нет, ты что-нибудь другое попроси…
— Бабушка, бриллиантовая! Мне хоть на один день! Только поносить…
— Не потеряешь?
— Ни за что на свете!
— И никому не покажешь?
— Никому! — запищал Жоржик. — Ах, как интересно! У нас есть Амишка и козел-стрекозел, огро-омный, больше тебя, и все под нос бормочет, петух есть и тараканы есть…
— Погоди, погоди… — сказала старуха. — Заторопился! Ладно. До вечера дам, поноси.
Она сполоснула камешек в канавке, вытерла его белой тряпочкой и дала Жоржику.
— Маме тоже нельзя показывать? — спросил он.
— Маме можно… Только не говори, откуда достал. Секрет. А вечером, как ляжешь спать, положи камешек под подушку. Я приду и возьму.
— Как ты придешь? Амишка возле моей кровати на полу спит, — увидит тебя и цапнет…
— Не цапнет! Я сама кого хочешь цапну… Ну, мальчик, прощай, — сказала старушка. — Погоди, погоди, стань-ка сюда.
Она поставила Жоржика лицом к березе.
— Постой так с минуточку и не оборачивайся.
— Уж можно? — спросил Жоржик, когда старуха отняла руки.
— Нет еще.
— А теперь?
— Теперь можно! — закричала тоненьким голоском старушка из-за кустов.
Жоржик обернулся. Старушка пропала. На ладошке лежал красный камешек, маленький-маленький, как божья коровка. Жоржик быстро всунул его в ухо, подпрыгнул и бегом пустился домой.
— А ну-ка, а ну-ка!
Ворона боком посмотрела на мальчика, отвернулась и сказала:
— Кра — удивительно! Опять этот мальчик. Кра — такой маленький и один в лесу гуляет.
Другая ворона подумала и ответила:
— Кра — странно.
Жоржик расхохотался, шаркнул ножкой и крикнул:
— Кра — сударыни! Кра — извините! Кра — не ваше дело!
Через полминуты он был уже в своем саду.
В саду было пусто. Только на дорожке копался большой коричневый жук. Жук отдыхал после обеда, грел на солнце спинку и не слышал, как подошел Жоржик.
— Цап! Попался… — сказал Жоржик, схватил жука за грудку и приложил его к уху.
— Ж-ж-ж, ужасно жмет… — зажужжал жук. — Лапками загребаю, животиком выгибаю, сейчас вылезу… Ж-ж-ах!
— Ой, как щекочет! — рассмеялся Жоржик и подбросил жука кверху.
Жук полетел и запел:
— Жин-жон-жон, Жоржик на дорожке, а я вон где!
— Даша! — закричал Жоржик. — Иди скорей сюда!
Даша шла с ведром к колодцу и остановилась:
— Зачем?
— Я тебе покажу что-то! Да скорей же!
Вдруг Жоржик вспомнил, что он обещал старушке никому не показывать красного камешка:
— Нет, Даша, не надо, не надо. Я нарочно! — крикнул он и побежал к балкону.
На балконной ступеньке лежала толстая собака Амишка. Жоржик сел на свою деревянную лошадь у балкона и стал ждать.
Амишке было жарко: глаза закрыла, пасть разинула, язык высунула. Длинный такой язык, хоть красным бантом завязывай, а бока так и ходят, как паровоз: «Таф-таф»…
Пришла кошка. Села на Жоржины качели, облизнулась, посмотрела на Амишку и мяукнула:
— Мур… У А мишки одышка, а у меня нет…
— Р-р-р… Рваная шуба!
— А ты беззубый, — сказала кошка и запела:
— Мяу-мур, муха-муха, укуси Амишку в ухо!..
Амишка открыла второй глаз и встала на передние лапы:
— P-раз! Подразни еще, я тебе нос откушу! Кошатина!
— А ты собачатина! И подразнюсь: собаки ходят в намордниках, а кошки нет! Амишка-кубышка, голова как шишка! Хвост как палка, в животе мочалка! Не достанешь, не достанешь… — Кошка соскочила с качели и полезла на столб.
Амишка улеглась.
— И не надо! Это у тебя в животе мочалка, оттого ты и дразнишься. Я сегодня утром суп с лапшой ела. Ага! И куриные косточки ела. А за обедом блинчики буду есть и котлетную подливку… А тебе мою вчерашнюю овсянку дадут…
— Ма-ма! — жалобно мяукнула кошка на столбе и выгнула горбом спинку. — За что мне овсянку?
— За то, что дразнишься, — сказала Амишка и опять закрыла глаза.
Кошка подождала, пока Амишка не захрапела, слезла со столба и подошла к Жоржику.
— Мняу! Жоржик-коржик, дай молочка.
— Не дам, зачем дразнишься?
— Я тебе сказку скажу.
— Интересную?
— Мур… Жили-были две мышки, серые пальтишки. Жил еще кот, бархатный живот. Пошел кот к чулану полизать сметану, ан чулан на задвижке. А в чулане мышки… Сидит кот перед дверцей, колотится сердце, — войти нельзя! Вот и запел кот, бархатный живот, тоненьким голосишкой вроде мышки: «Эй, вы, слышь! Я тоже мышь, — больно хочется есть, да под дверь не пролезть… У вас там много в стакане, вымажьте лапки в сметане да высуньте под дверку. Скорей, глухие тетерьки. Я полижу — спасибо скажу…» Одна мышка и поверила: высунула лапку. А кот — цап! — со всех лап… Вытащил за лапку, сгреб в охапку и гам! Так всю со сметаной и съел. Вкусно! Хорошая сказка?
— Сказка хорошая, а кот злой! Зачем обманывает? — сказал Жоржик.
— Мурлау! Я не виновата. Жоржик-коржик, дай же молочка…
Жоржик побежал к Даше, попросил у нее молока, налил в крышку от ваксы и принес кошке.
— На! Скорей пей, мне некогда.
— Молоко! Ляп-ляп-ляп-ляп-ляп. Все. До капли… Урлы-урлы-урлы… — Запела кошка и стала тереться о Жоржины коленки, то одним боком, то другим.
«Ишь ты, какая ласковая стала!» — подумал Жоржик.
— Ну, отстань, я к козлу пойду.
— Фу… Жду-жду! Никто не идет… Привязали за рога… Фу! Темно, мухи кусают… И я так, я и этак, ногами прыг, хвостом дрыг, а они все кусают… Запутался. Фу! Даже почесаться не могу.
Жоржик осторожно подошел ближе.
— Я распутаю! Ты меня не цапнешь? Нет?
— Мэ-кэ-кэ! — попросил козел. — Распутай! Не цапну!
Жоржик распутал веревку, погладил козла и спросил:
— Скажите, козел, отчего вы такой грязный?
— Мэк! Грязный! Какие глупости! Старому козлу говорить такие вещи… Мэк! Грязный! Я тебе покажу грязный…
— Я не нарочно, я не нарочно! — закричал Жоржик, быстро выскочил из сарая и закрыл дверь на крючок.
— Эй, козел-стрекозел! — крикнул Жоржик в щелочку. — Дворницкая шуба! Вот скажу Даше, она тебя миндальным мылом вымоет… Будешь знать!
Козел рассердился. Разбежался, да как тарарахнет в дверь — бац! А Жоржику смешно: крючок крепкий, не соскочит.
— Кхи-кхи! — запищала вдруг крыса за дверью. — Зачем же мылом козла мыть? Мыло — закуска. Я вчера у Дашиного мыла всю корочку объела…
— Ага! Хорошо! — шепнул Жоржик. — Я скажу Даше, она вам всем задаст…
Он пошел на кухню, но Даши на кухне не было. «Пойду в спальню, — подумал Жоржик. — Там мухи».
В спальне было тихо. На кроватке Жоржика лежала его маленькая сестричка Вава, быстро перебирала ручками и ножками и что-то скоро-скоро говорила. Жоржик нагнулся к Ваве и стал слушать.
— Мня-вля-гля, пля-мня-для, мня-гля-кля…
— Ничего не поймешь… — вздохнул Жоржик и подошел к окошку. — Мухи, верно, тоже так мнякают. О чем им говорить? Жужжат себе и толкаются головой в стекло.
Но мухи разговаривали:
— Зы-зы-зы… Здесь нельзя и здесь нельзя… Заперли-заперли-заперли…
— Что ты здесь делаешь, Жоржик? — спросила мама Жоржика, заглядывая в спальню.
— Я, мамочка, слушаю, как мухи разговаривают.
— Как же они разговаривают?
— А вот иди сюда. Закрой глаза и дай ушко…
— Зачем? — засмеялась мама. — Ты мне туда еще козявку положишь?
— Да нет! — сказал Жоржик. — Не козявку. Нельзя сказать, секрет. Готово! Слышишь, что мухи говорят?
— Слышу.
— Что же они говорят?
— Говорят, что Жоржику пора обедать.
— Обедать? — спросил Жоржик. — Ну, хорошо — пойдем.
— Только их надо выпустить… Пошли! — сказал он и раскрыл окно. — : Теперь давай опять ушко, — сказал он маме. — Готово!
За столом Жоржик смеялся и болтал ногами. Никто не знал почему, а он знал: кошка все время терлась под столом о его ножки и мурлыкала:
— Мур! Жоржик, брось Амишке кочерыжку, а мне косточку…
— Р-р:р… Тебе кочерыжку! Ж-жадина!
После обеда Жоржик побежал в сад посмотреть, где его петух. Петуха нигде не было: ни в саду, ни возле кухни, ни под сараем, ни в чуланчике. «Куда он спрятался?» — подумал Жоржик.
— Куда-куда-куда! Чужой петух!!
Жоржик встал на скамейку и посмотрел: соседский рыжий петух задрал голову и бежал прямо к мусорной куче, а три Дашины курицы бегали кругом кучи, хлопали крыльями и кричали:
— Ах, куда, куда! Красный разбойник! Ах, куда, куда!
— Да где же наш петух? — спросил Жоржик. — Вот беда, вот беда!
— Кара-у-ул! — закричал вдруг из-за сарая белый Жоржин петух и, широко расставляя лапы, бросился к рыжему.
— Как ты смел! Как ты смел! — наскочил он и схватил рыжего за чуб.
Рыжий вырвался, подскочил и ударил белого лапой в грудку:
— Так и смел! Так и смел!
— Как ты смел! Как ты смел! — опять налетел белый.
— Так его, так его, так его! — закудахтали в восторге курицы, а петухи взлетели на воздух, перевернулись через голову и кубарем полетели на землю.
Жоржику стало страшно.
— Кыш! Перестаньте… Кыш!.. Вот я вас! — Он бросил в петухов палочку и ударил в ладошки.
Рыжий петух вскочил, встряхнулся, побежал домой и сердито обернулся на Жоржика:
— Тоже… Ко-ко-ко… Не даст подраться…
— Кум удра-ал!
— Конечно, конечно, — сказала самая толстая курица.
Жоржик вывернул кармашек, бросил своему петуху крошки, которые завалялись в кармашке, потом соскочил со скамейки, запрыгал на одной ноге к беседке и весело запел: «Рыжий с белым разодрался, белый рыженького вздул!»
В беседке Жоржик лег на стол и стал смотреть, как качаются веточки. Прилетали пчелы, танцевали над головой и пели: «Зум-зум, где цветочки?»
«Жоржик лежит, Жоржик лежит…»
Зелененький червячок пополз по руке, а когда дополз по плечу до уха, Жоржик услыхал, как червячок чуть слышно зашипел: «Сейчас шлепнусь…» Испугался, верно, что так высоко залез.
Когда Жоржик вышел из беседки, солнце висело над самыми елками и было похоже на тот таз, в котором Даша варенье варит. Только чуточку покрасней. Глазки у Жоржика были совсем-совсем сонные. С пруда кричали лягушки: «Краковяк-краковяк-краковяк…»
«Что это за краковяк? — подумал Жоржик и вдруг вспомнил — это танец такой… Как же лягушки на четырех лапках танцуют? Верно, становятся на задние лапки, как Амишка…»
— Ты где был?
— В беседке.
— Что ты там делал?
— Слушал, как пчелки разговаривают.
Мама улыбнулась и принесла Жоржику молока. Молоко было вкусное и пахло, как горячая ватрушка. Опять прибежала кошка, заходила у ног и запела:
— Жоржик-коржик, дай — мяу — молочка!
— Не дам за то, что дразнишься, — сказал Жоржик и пошел спать.
… Пусть бы оставила красный камешек еще хоть на день. Камешек положил под подушку.
Но в комнате было тепло и тихо, а сверчок где-то близко у кроватки проснулся и запел: «Цир — закрой глазки, цир — закрой глазки, цир — закрой глазки».
Жоржик закрыл.
— камешка нет. А вместо камешка лежит книжка: звери в ней разные, птицы, букашки и разные жучки. Все есть. И про всех написано, как кто живет, что ест, как кто поет, как жужжит, как мяучит. Всех спрашивал Жоржик — и маму, и Дашу, и даже Амишку, да никто не знал, кто книжку принес.
— кому же больше?
Примечание
Голубая книжка. Спб., [1913]. С. 15–44. С илл. В. Фалилеева. Перепечатано в ИР. 1926. № 27(60). С. 14–15 и № 28(61). С. 19.
…Жили-были две мышки, серые пальтишки. <…> Вытащил за лапку, сгреб в охапку и гам! — Этот фрагмент, написанный в форме раешника, Саша Черный выделил в самостоятельное стихотворение «Как кот сметаны поел» и с небольшими изменениями включил в сборник «Тук-тук!».