Жиркова М. А.: Саша Черный как редактор отдела сатиры и юмора "Бумеранг"

Саша Черный как редактор отдела сатиры и юмора «Бумеранг» 

В эмиграции русская периодика развивалась очень бурно, несмотря на неоднородность материала и различную степень долговечности ее существования. Злободневные сатирические фельетоны часто мелькают на страницах эмигрантских газет и журналов, хотя отдельные сатирические издания остаются явлением уникальным и недолговечным. 

В 1920 г. появляется еженедельный журнал политической сатиры «Бич»

В 1922 г. выходит берлинский «Веретеныш» (№ 1, август - № 3, ноябрь) – «вестник критической мысли и сатиры», отделившийся от журнала «Веретено» по «идейным соображениям». Было выпущено всего 3 номера, замысел остался незавершенным. Основатели и активные участники журнала – А. М. Дроздов (председатель Совета содружества «Веретено»), Г. В. Алексеев и С. Горный. Редактор – Г. В. Алексеев (№ 2, 3).

В 1926 г. в Праге выходит «орган казачьей непосредственности» - «Казачий смех», выдержавший 6 номеров (декабрь 1926 – май 1928). В этом же году издается парижский «Ухват», обозначенный как «сатирическое издание, внепартийное и никем не субсидируемое», вышло 6 номеров. Редактор Д. Кобяков. А также возродившийся в 1931 г. «Сатирикон».

Примечательно, что в некоторых изданиях встречаются одни и те же авторы. В первую очередь, это бывшие сатириконцы: Н. Тэффи, А. Аверченко, Дон Аминадо, Саша Черный

В различных периодических изданиях присутствуют отдел сатиры и юмора. Среди них можно назвать созданный Сашей Черным в 1925 г. и просуществовавший в течение ряда лет (1925-1928) «независимый отдел сатиры и юмора» «Бумеранг» в парижском еженедельнике «Иллюстрированная Россия».

Издатель еженедельника М. П. Миронов, как отмечают исследователи, изначально «избрал для своего журнала внепартийный курс»[1], на страницах журнала публиковались материалы о жизни в эмиграции, новости со всех концов мира, в том числе о Советской России, закрытой для русских эмигрантов: «Вместе с тем, организаторы нового издания хорошо понимали тот огромный и вполне естественный интерес эмигрантов ко всему, что происходило в Советской России. Не только важнейшие политические события, но и повседневный быт был широко отражен на многочисленных снимках и в фоторепортажах»[2]. На протяжении всех лет своего существования в «Иллюстрированной России» присутствовал раздел «Советский юмор», постоянно публиковались карикатуры.

Саша Черный сотрудничает с журналом практически с первых дней его возникновения. Он ведет рубрику «Страничка для детей», публикует свои рассказы и на какое-то время становится редактором сатирического отдела – с мая по ноябрь 1925 г. Затем на этом посту его сменит новый редактор.

«Бумеранг» – это отдел сатиры и юмора, который ведет в основном сам Саша Черный, присутствие материалов других авторов, скорее, исключение, чем правило. В качестве редактора и авторов публикаций выступают знакомые по раннему творчеству художественные образы-маски поэта: Фаддей Симеонович Смяткин, Сандро и др.

– боевое и охотничье оружие, которое после броска возвращается охотнику в руки. Художественное оформление надписи названия отдела связано с далекой Африкой: стилизованные под бамбуковые палочки буквы в окружении радостного чернокожего охотника с бумерангом в руках вначале и попугая, сидящего на последней букве «еръ». В дальнейшем подобное оформление надписи не всегда выдерживается. Но африканская тема найдет свое продолжение в юмористических картинках из жизни племени Бам-Бук.

Сатиру часто характеризуют как оружие борьбы с недостатками и пороками человеческого общества. Не случайно в программном стихотворении «Политический сонет», открывающем первый выпуск сатирического отдела, звучит риторический вопрос: «В кого метать летучий бумеранг?» [2, 209]. В «Бумеранге» доминируют две темы, традиционные для эмигрантской литературы: жизнь граждан в Советской России и русских в эмиграции, таким образом, объектами сатиры становятся советская действительность и русские эмигранты. Но именно по отношению к большевистской России чувствуется агрессивность, злость и резкость сатирика, тогда как жизнь русского человека в эмиграции у Саши Черного чаще представлена иронично.

Интересы писателя сосредоточены в большей степени на том, что ему ближе всего: литературе, газетах и журналах, детях (постоянная забота Саши Черного), жизни простого человека, страдающего по обе стороны границы: от разлуки с родиной, неустроенности в эмиграции и от условий жизни в большевистской России. Сатирические миниатюры о советской России затрагивают политических деятелей, которых множество упоминается у Саши Черного. Заметки и фельетоны звучат откровенно зло, даже оскорбительно-грубо, например, о престарелой Коллонтай, дураке Зиновьеве или шарлатане Троцком. Автор также размышляет о внешней политике СССР и установлении международных связей с Италией, Германией, Англией, Францией. В центре внимания сатирика находится литературная жизнь новой России, упоминаются Демьян Бедный, Маяковский, Велимир Хлебников и ряд других писателей и поэтов. Например: «Среди дня мчавшийся по Арбату Маяковский налетел на грузовой автомобиль и разбил его вдребезги» [3, 106]. А вот сатирик знакомит читателя с несколькими постановлениями съезда пролетарских писателей Москвы: «2) Монументы Пушкина, Гоголя и Крылова перелить на пулеметы. 2) Освободившиеся пьедесталы сохранить вакантными для Демьяна Бедного, Сергея Городецкого и Василия Князева» [3, 122]. Объектом сатиры становится также внутренняя политика советской России в области литературы: запрет на классическую литературу как контрреволюционную; процветание антихудожественной современной поэзии, прозы и драматургии; отношение к эмигрировавшим русским писателям.

Писателем освещаются подробности жизни русских в эмиграции, которые касаются проблемы поиска жилья, работы, обмена или получения вида на жительство. Не оставляет без внимания сатирик политические взгляды, читательские интересы эмигрантов; сообщества и клубы, возникшие на чужбине; культурную жизнь Парижа, например, упоминаются гастроли Александра Вертинского, конгресс спиритов, на который приезжал Конан Дойл.

«сухой закон» в стране, странные конкурсы тех лет, процесс Чарли Чаплина против копирования его образа; или реакция римского папы на современную моду и т. д. Но их меньше.

Сатирические миниатюры «Бумеранга» отражают пестроту пародируемых в нем газетных и журнальных жанров. Здесь встречаются пародии на телеграммы, письма, советы, рекомендации, афоризмы, происшествия, хроника, передовица, объявления, заметки. Появляются и относительно крупные произведения, например: либретто оперы, есть даже полицейский роман.

Казалось бы, подобный отдел сатиры и юмора должен бы веселить, развлекать. Возможно, так оно и было, в тех 2-3-х страничных публикациях в купе с карикатурами в еженедельнике «Иллюстрированная Россия». Но сейчас, собранные вместе под обложкой книги, сатирические миниатюры в большей степени обнаруживают боль автора за происходящее в России, злость и обиду от бессилия что-то изменить, и у современного читателя вызывают, скорее, грусть.

В авторских заметках мелькают страшные факты новой советской действительности, например, в вопросе, заданном английскими безработными: «Правда ли, что в СССР безработным не платят ни гроша, а волнения безработных подавляются мерами, которые в несоветских странах применяются только укротителями к диким зверям?» [3, 110]; или в вопросе иностранца: «Почему этот подозрительный тип в кожаной фуражке ходит за мной попятам?» [3, 111]. Прилагается письмо комсомолсына Спартака Пищикова своим «товарищам родителям»: «А что у вас в глазах? Мутные слезы по старому режиму… Эх, вы пауки запечные! Щажу только вашу собачью мелкобуржуазную старость, а то б давно писанул в уездную Чека. Причесали б вас там живо» [3, 119]. Здесь находят свое отражение и жесткий контроль за всем и всеми со стороны государства, и существующие доносы и аресты в большевистской России.

Автор в своих миниатюрах творит новую художественную реальность, нарочито утрируя события и факты. Так, в одной из телеграмм сообщается о конфискации и аресте двух завалявшихся в подвале книжной лавки Кишинева экземпляров пушкинской сказки «О рыбаке и рыбке» с обвинением в насильственной русификации, впоследствии их «под усиленным конвоем препроводили в местную каторжную тюрьму» [3, 108]. Книжную тему подхватывают новости из Москвы, в которых сообщается об изъятии книг «непролетарских» писателей из библиотек и книжных складов. В публикуемых новостях присутствует явная отсылка к советской цензуре и спискам запрещенных книг, изымаемых из библиотек и попадающих под запрет.

«для кормления коммунистических грудных младенцев красными копировальными чернилами». Абсурд, основанный на гротескном смешении реального и фантастического, становится приемом сатирического заострения политики государства, направленной на воспитание советского гражданина. Если раньше говорили, что ребенок впитал с молоком матери любовь к родине, веру в Бога или какие-то иные духовные ценности, именно с ними связан известный фразеологизм, то теперь вместо грудного молока младенцам предлагаются красные копировальные чернила, вместе с которыми ребенок должен с младенчества впитывать идеологические убеждения. 

Саша Черный обыгрывает происходящие в то время в советской России изменения в лексике, появление множества сокращений и аббревиатур. Прилагательные «советский», «коммунистический», «пролетарский» и «красный» становятся постоянными составляющими новых, образованных сатириком слов, иногда нелепо или абсурдно звучащих. Так, в меню дипломатического завтрака, «которым чествовал в Берлине канцлер Лютер тов. Чичерина», присутствуют совпольские зразы, а в совлибретто «Краснодемон» рабочие осетины скачут на красноишаках.

Прилагательное «красный» – одно из самых употребляемых, оно становится универсальным синонимом, заменяет собой любое из названных ранее и является символом новой советской России. Встречается употребление этого определения и в своем первоначальном значении: Красная Армия, орден Красной Звезды, но чаще звучат новые сочетания: красный археолог, красный аэроплан, красная матушка Россия, краснобасни Демьяна Бедного. Красный цвет – яркий, сильный за которым такие же сильные чувства и понятия, как положительные, так и отрицательные: любовь, радость, праздник и ненависть, гнев, война. Революция явилась переломным моментом в изменении значения этого слова. Если на Руси прилагательное «красный» обозначало «красивый», «самый лучший» (красная площадь, красный угол, красная девушка), то теперь в данном контексте красный цвет олицетворяет революцию и то, что связано с ней: кровь, агрессия, война.

Пародируя многочисленные переименования того времени, Саша Черный публикует в «Бумеранге» письмо одного эмигранта, предлагающего свои услуги. Далеко не все его варианты звучат смешно и нелепо. Например: Пулеметный мост и набережная Красномойки, улица Совнаргоголя и Каинский бульвар, мост Красных Семечек и переулок Малюты Скуратова.

«Парижский вестник» (май 1925 г. – март 1926 г.), имевшей просоветскую направленность и освещавшей жизнь и быт новой России, «основанной при советском полпредстве для пропагандистской работы среды эмигрантов» [3, 307] также привлекает внимание сатирика. На страницах этой газеты публикуются письма читателей, разочаровавшихся в эмиграции и приветствовавших советский строй, а также «бравурные отчеты о состоянии промышленности, науки и искусства, рапорты о достижениях в социальной сфере, сообщения из республик, информация о благополучной судьбе возвратившихся на родину беженцев» [3].

Это становится предметом пародии в передовице Саши Черного «Обмен», содержащей образец письма такого кающегося и стремящегося на родину эмигранта. В обмен на рвущихся «в братский СССР-ский котел» автор предлагает получить из СССР несколько сотен близких нам людей, которые годами простаивают в хвостах и не могут получить визы на выезд из самой счастливой и свободной страны в мире» [3, 115].

«Бумеранг», позволяют услышать голоса представителей разных классов, партий, познакомиться с эмигрантами, антисоветски настроенными и, наоборот, разочаровавшихся в эмиграции и мечтающих о возвращении на родину, например, письмо Игнатия Мокрецова из передовицы «Обмен».

Раскрывающие через лексику и стиль образ того или иного автора письма знакомят и с представителями советской стороны, например, с влюбленным молодым человеком из «Письма невесте». Любовь в новой большевистской России также строится на партийной основе: «Муж и жена – одна сатана, и ежели я вполне красный, то и у вас, товарищ, должен быть соответствующий мандат» [3, 118]. Любовное письмо также отражает те лексические и стилистические изменения, которые произошли в России после Октября. Оно содержит политические и агитационные лозунги и выражения, сокращения слов: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», «опиум для народа» и т. п. Комический эффект достигается использованием их в любовном послании, например: «Став лицом поставить на вид, что в желательности между нами полной смычки ножниц, прошу вас, как можно скорее в партию». Выбирая между брошами в виде серпа и молота и звездой, герой решает: «Вам, как блондинке, серп-молот к вашему пышному подойдет больше». Завершает письмо прощальная фраза: «С тем и остаюсь в уплотнении чувств и в ожидании вашего любответа» [3, 118].

Благодаря телеграммам из разных городов и стран, которые публиковались в каждом номере «Бумеранга», возникает ощущение проникновения новой идеологии во все уголки мира. Но здесь срабатывает защитная функция смеха: происходящее оборачивается пародией, как это происходит, например, с мексиканской революцией, которая «протекает вполне нормально. Местные жители во имя своих коммерческих и гражданских интересов обратились к новому диктатору генералу Лахудре-Кальвадос с просьбой установить очередь новых революций до конца настоящего года» [3, 107] или объявлена забастовка танцоров в Нью-Йорке, что приводит в ужас женскую часть населения, оставляя при этом мужскую часть совершенно безучастными.

Когда телеграммы идут одним им ведомым путем (из Риги через Тифлис или Сахалин; из Полтавы через Лиссабон или из Бухареста через Суэцкий канал и т. д.), происходит нарушение логики пространственного перемещения. Разрушению привычного пространства оставленной родины способствуют многочисленные переименования, мелькающие на страницах «Бумеранга» то в телеграммах, то в предложениях русских эмигрантов своей помощи в этом и мечтающих таким образом хоть немного заработать. Такие варианты новых названий можно встретить в телеграммах: «Архангельск. – Вылетевшая к Северному полюсу экспедиции Сов. летчиков разослала по радио воззвание: «Всем, всем, всем! Перевалив через северное сияние, пьем бензин за здоровье мировой революции. Белое море впредь именовать Красным, Канин Нос – Ленин Носом, Двинскую губу – Крупской губой» [3, 106].

«Когда я смотрю на звездное небо и думаю, сколько на каждой звезде дураков и политических партий, я начинаю терпимей относиться к нашей маленькой Земле» [3, 126]. Позднее эта мысль прозвучит в «Новейшем комсправочнике»: «Какой социальный строй на Марсе? По последним наблюдениям нашей Красной Обсерватории – сочувствующий СССР (именно последнему, одобренному ВЦИКом уклону)» [3, 178]. Так абсурдность современной жизни разрастается до вселенского масштаба и становится приемом сатиры.

Нарушение нормального человеческого общежития, общего миропорядка наблюдается в жизни русского эмигранта. Подобным образом звучат афоризмы профессора Фаддея Семионовича Смяткина: «Самое редкое в эмиграции явление: ветеринар, не именующий себя профессором»; «Эмигранту не подобает иметь многочисленное семейство»; «Старые танцы способствовали увеличению браков. Новые – способствуют увеличению разводов». В разделе «Происшествия» сообщается об изобретении нового типа походных квартир, устроенных по типу водолазного костюма, передвигаемого при помощи роликовых коньков. «Члены любой семьи, прицепившись друг к другу крючками, могут т. о. двигаться в любой местности» [3, 114]. На страницах «Бумеранга» присутствуют советы: как выйти в отставку хотя бы на одни сутки из эмигрантского континуума; как создать иллюзию роскошной курортной жизни, не покидая городской квартиры. Но здесь звучит уже грустная ирония, а не сатира.

«Бумеранг» предлагает читателям также произведения крупной формы, например, либретто оперы и роман. Совлибретто «Краснодемон» отражает явления того времени – переименование и «корректировку» сюжетов классических музыкальных произведений в 1920-ые гг. в России в духе нового революционного, пролетарского искусства, например: «Тоска» Пуччини становится «Борьбой Парижской коммуны», «Гугеноты» Мейебера – «Декабристами», «Жизнь за царя» Глинки – «Серпом и молотом». Объектом пародии сатирика становится советская театральная жизнь и новое пролетарское искусство, тогда как лермонтовская поэма служит материалом.

С иронией Саша Черный относится к невзыскательным вкусам и русского эмигранта, сосредоточенного на бульварных романах. Одна из заметок сообщает о выходе новой парижской газеты, которая вместо передовицы, фельетонов, хроники и других газетных жанров, будет публиковать «четыре бульварных романа с продолжениями: 1) роман сенсационно-двуспальный; 2) сенсационно-каторжный,3) сенсационно-оккультный и 4) сенсационно-марсианский» [3, 114]. Среди объявлений содержится сообщение о выходе «новой фильмы», сценарием которой, по-видимому, послужил рассказ Ф. М. Достоевского, несколько измененный сатириком и приписанный совсем другому автору: «Чужой муж и жена под кроватью» (по знаменитому роману баснописца Крылова)» [3, 136].

Опубликованный «сенсационно-психологическо-фантастический роман в 13 главах с прологом, монологом и эпилогом» «Голова блондинки» пародирует популярные детективы. Действие романа Саши Черного разворачивается жарким весенним утром на немецком курорте. В основе сюжета лежит разрешение тайны найденной в беседке парка аккуратно отрезанной женской головы. Вызванный из Ливерпуля знаменитый сыщик Ремингтон на зависть местному полицейскому инспектору легко угадывает по мелким деталям род занятий и причастность к данной тайне местных жителей:

« - Играете на тромбоне?

- Как … вы… узнали?

»

«- Вы садовник? – спросил Ремингтон, нервно глотая виски.

- Как … вы… узнали?

- У вас в волосах гусеница. Под ногтем правого указательного пальца огородная земля… Вы побледнели?! <…>

- Арестовать!» [3, 160].

с описанием места и времени действия, а также странной находки сменяются динамичными диалогами, сближая роман с драматическим произведением, в которых авторская речь становится своеобразными ремарками.

голова блондинки всего лишь новый манекен для витрины, забытой в пылу страсти и алкоголя парикмахером. Ремингтон – еще и название пишущей машинки. Возможно, здесь представлена сатира на авторов, строчащих романы с невероятной скоростью

Характеры героев и сами сюжеты в материалах «Бумеранга» намеченные лишь эскизно, проявятся позднее и разовьются в рассказах Саши Черного. Так, афоризм Ф. С. Смяткина о современных танцах подхватит герой рассказа «Буба», повествующий о своей племяннице: «А потом вот и пошло балетное это икроверчение. В студию какую-то раздевально-пластическую записалась» [4, 349]. «Письмо из Рима» Степана Лося отразится в «Письме из Берлина» за подписью Иван Лось, опубликованном в следующем номере «Иллюстрированной России». Спиритический конгресс и увлечение спиритизмом Конана Дойла подскажет идею рассказа «Пушкин в Париже», посвященного появлению духа поэта в Париже, вызванного по ошибке английским спиритом. Начинающей поэтессе с прозаическим именем Агафья Бубликова редакция «Бумеранга» рекомендует более звучный – Веранда Шехерезадова. А в рассказе «Колбасный оккультизм» гадалка с примечательным именем Веранда Брахмапутра окажется вполне практичной особой, способной помочь организовать и открыть колбасный цех в эмиграции и т. д.

В ноябрьском номере «Бумеранга» за 1925 г. сообщалось о преждевременной кончине профессора Фаддея Симеоновича Смяткина (от систематического употребления водки и аперитива) и смене его на посту редактора Псоем Сысоевичем Куроцаповым де Ляперуз (ля Перуз), с научной степенью доктора политграмоты и накожных болезней. Иногда мелькают другие подписи: «Генерал Дитятин», «Каролус Магнус», «Ловчий», «Математик», «Финансист», Фердинанд Поприщин и т. д. Как предполагает А. С. Иванов[4], за этим псевдонимом скрывался В. Клопотовский, известный под сатирическим именем «Лери» [5]. Сам отдел сатиры и юмора в «Иллюстрированной России» просуществует до 1928 г.

Остановимся на этом в истории «Бумеранга», поскольку нас интересует в первую очередь Саша Черный как его редактор и автор. Почему сатирик выходит из «Бумеранга», продолжая активно сотрудничать с газетой? С нашей точки зрения, это связано с изменениями в поэтических принципах, новыми творческими установками писателя.

понимание, что советская власть укрепилась надолго и скорейшего возвращения на родину не ожидается, как это было в первые годы пребывания за границей. Складывается новое направление в его творчестве. Из поэзии уходит сатира; начиная с 1925 г. писатель пишет рассказы, которые публикуются в той же «Иллюстрированной России», газете «Последние новости» и которые позднее войдут в единственный сборник прозы – «Несерьезные рассказы» (Париж, 1928). В них доминирует ирония и юмор, в целом, книга получилась светлой, жизнерадостной. В 1928 г. Саша Черный начинает работать над «Солдатскими сказками»; веселые и озорные, написанные колоритным народным языком, они публиковались сначала также в периодике, а отдельным изданием вышли уже после смерти писателя в 1933 г.

Как видим, в эмиграции Саша Черный отходит от сатиры, даже возвращение к ней в 1931 г. в возродившемся парижском «Сатириконе» было недолговременным и немногочисленным. Главным в эмигрантском творчестве писателя становятся ирония и юмор, с утверждающим началом в своей основе. Сатира несет отрицание, призывает к исправлению, даже разрушению, уничтожению того, что становится предметом ее внимания. Революция, эмиграция и так выбила землю из-под ног, лишила русского человека родины, дома, но жить отрицанием невозможно, нужны новые ценности, положительный взгляд на мир. Ирония и юмор позволяют человеку взглянуть на себя со стороны, увидеть смешные стороны своей жизни, посмеяться над собой и тем самым обнаружить силы жить дальше. Именно этому и пытается научить своего читателя Саша Черный.

Примечания