2.2. Проза для детей
2.2.1. Жанровое своеобразие детской прозы:
«Дневник Фокса Микки» (Париж, 1927)
Дневник, написанный от имени собаки, явление хоть и фантастическое, но не оригинальное. Достаточно вспомнить представителя «враждебного» лагеря – кота Мурра Гофмана, ведущего свой дневник, или переписку гоголевских собачек из «Записок сумасшедшего».
«Как я живу и не работаю» (1926):
Иногда у консьержки беру на прокат
Симпатичного куцего фокса.
Я назвал его «Микки», и он мой собрат –
Пишет повести и парадоксы.
Никогда не ворчит и не лает.
Лишь когда на мандоле славлю закат, –
«Перестань!» – он меня умоляет [2, 238].
В этой небольшой зарисовке намечены некоторые черты будущего автора и героя «Дневника»: и его писательский талант, и нелюбовь к музыке, и его «философичность». В эмиграции Саша Черный обретает удивительную способность устанавливать контакт не только с детьми, но и с животными, понимать язык любого малыша и любой зверушки. Свидетельством этого и является «Дневник фокса Микки», возможно, также доверчиво переданный большому другу маленькой собачкой. Первая публикация «Дневника фокса Микки» состоялась в журнале «Иллюстрированная Россия» в рубрике «Страничка для детей» в 1924 – 1925 годах. В этом издании заметки «Из дневника фокса Микки» подписаны: «сообщил Sandro», позднее авторство изменено: «сообщил Саша Черный» [97].
Перед нами не просто дневник, который ведет фокс Микки; это художественное произведение, написанное маленькой собачкой и адресованное людям: «Попала бы моя книжка в лапки какой-нибудь девочке в зеленом платьице… Села бы она у камина с моим сочинением, читала бы, перечитывала и улыбалась» [5, 158]. Детская книга представлена в сложной жанровой форме дневника. Не прост и главный ее герой: он и персонаж, и автор литературного произведения одновременно.
Дневник фокса Микки появляется в минуту обиды, когда заговорили «собачьи амбиции». «Я умею думать, – и это самое главное», – замечает он в ответ на Зинины упреки: «А вот ты, цуцик несчастный, ни говорить, ни читать, ни писать не умеешь» [5, 131]. Искусство письма с трудом, но поддалось собачьему трудолюбию, ведь «фоксы гораздо прилежнее девочек».
Но, как уже было сказано, Микки не просто ведет личный дневник, а пишет книгу, создает художественное произведение для детей и взрослых. Причем, литературный дневник – жанр неизвестный, из жизни людей взрослых, которые «всегда читают про себя» [5, 133]. Образцом для подражания становятся детские книжки, читаемые вслух Зиной. Отсюда особая организация его дневника. Каждая запись имеет не традиционную датировку в начале, а заглавие, как название глав в книге, например: «О Зине, о еде, о корове и т. п.», а в конце – подпись, как в письмах: «Фокс Микки, первая собака, умеющая писать»; внутри: «Ставлю три звездочки. Я видел в детских книжках, – когда человек делает прыжок к новой мысли, - он ставит три звездочки» [5, 131].
Дневник состоит из двенадцати записей, правда, только одиннадцать подписей под ними, одна, четвертая, отсутствует по вполне объективным причинам: отняли тетрадь и карандаш, не успел дописать. Если название отражает тему и главные события в жизни Микки, то подпись каждый раз фиксирует настроение, состояние и мечты, фантазии фокса. Например: «Одинокий, несчастный, холодный и голодный фокс Микки» – пишет оставленный пес на даче, «Главный собачий фильм-директор фокс Микки» – посетив синема, «Знаменитый укротитель догов и бульдогов, эквилибрист и наездник фокс Микки» – после посещения цирка.
Личный дневник пишется только для себя, ведь это возможность высказать наболевшее, самое сокровенное. Автор дневника достаточно откровенен и искренен, наедине с самим собой не нужно врать и притворяться. Разговор ведется чаще всего с самим собой или с дневником, реже с предполагаемым собеседником или оппонентом. Записи Микки эмоциональны и изначально обращены к читателю, представителю другого, человеческого мира. Для фокса люди – странные существа, делающие все не так, как надо, и не понимающие самого Микки. Дневник дает Микки также возможность высказать свое мнение, удивление, возмущение. Ведь ни с людьми, ни с некоторыми другими представителями животного мира нельзя объясниться. Впечатления, чувства, эмоции, образы, мысли переполняют и выплескиваются на бумагу.
«Стихи, котята и блохи»), содержащая поэтические эксперименты, переводит личный дневник в художественное произведение. Микки пробует не просто писать, а примеривает на себя роль поэта. Он обладает удивительным языковым чутьем: «ухо у меня тонкое», и поэтические эксперименты не единственные в его дневнике.
Таким образом, дневник фокса Микки является жанровым синтезом, содержащим и личные записи, и поэтические произведения, и художественное обращение представителя животного мира к людям. Важно при этом отметить двойственность сюжета произведения, оно имеет внутренний и внешний сюжеты. В первом случае речь идёт о переживаниях собачки, во втором случае о событиях, происходящих с Микки. Фокс рефлексирует, переживает, анализирует всё, что происходит вокруг. Даёт свою оценку происходящему, он может любить или ненавидеть, быть спокоен или шалить, но никогда не остаётся равнодушным к окружающему миру.
Взрослые всегда противостоят собачьему и еще детскому миру автора дневника, именно они становятся главными оппонентами в рассуждениях фокса. Почему ему не нравятся взрослые? Они смеются над ним, не воспринимая его всерьез, видя в нем лишь забаву, игрушку («терпеть не могу, когда люди смеются», [5, 131]), посмеивается над ним и Зина - обидно; кроме этого «скучные люди эти взрослые» [5, 133], вечно говорят какие-то глупости, переезжают с места на место, «бегают» по делам, сердятся за песок и грязь на лапах. Самое нелюбимое существо – кухарка: обращаться с порядочными собаками она не умеет, пусть ее блохи кусают, не жалко.
«чудесный и замечательный», умный, почти профессор среди собак. Он очень доволен собой, гордится своими умениями и достижениями.
Первая запись «О Зине, о еде, о корове и т. п.» – о самом главном: о взаимонепонимании людей и животных в целом, и фокса Микки, в частности. Вспоминаются обиды, перечисляются странности людей, которые говорят не то, что думают, и делают не то, что говорят. Так обозначаются два мира, чуждых друг другу: мир людей и мир животных. Микки ближе всего всей душой и сердцем к своей хозяйке Зине, которая «больше похожа на фокса, чем на девочку» [5, 131], но по своей природе принадлежит животному миру, хотя очень критичен по отношению к своим собратьям.
«есть такие штучки, которые Зины совсем по-особому читает: точно котлетки рубит» [5, 133] – замечает Микки в главе «Стихи, котята и блохи». Стихи тоже очень «интересуют» фокса. Микки оказывается не только первой собакой, умеющей писать, но и автором первых в мире собачьих стихов. Можно даже подготовить, правда, очень небольшую подборку стихов Микки. Если первые стихи давались с трудом («весь день пролежал под диваном, даже похудел», [5, 133]), то следующие возникают легко, по случаю, экспромтом.
У Микки тонкий слух. Он не любит музыки. Почему? Например, пишет о «проклятой музыке, по которой Зина бегает пальцами» [5, 132]. Здесь понятно: постоянно звучащие однообразные музыкальные упражнения вызывают тоску и раздражение. Замечает о граммофоне: «хрипящая, сумасшедшая машина» [5, 134]; скрип, треск перебивает, мешает слышать музыку.
Микки слышит не музыку, если говорить о ней как о гармонии звуков, а какофонию звуков, к которой добавляется позднее еще и эстетическая дисгармония от созерцания циркового оркестра: «когда один скелет плюет в флейту, а другой, толстяк, стоймя поставил огромную скрипку и ерзает по ней какой-то линейкой, а третий лупит палками по барабану, локтями о медные линейки и ногами в большой пузатый бубен, а четвертая, лиловая курица, разъезжает взад и вперед по пианино и подпрыгивает…О!» [5, 151].
Интересно, что мотив не любящей музыку собачки присутствует и в детской поэзии: пес из «Арапкиной молитвы» просит, чтобы в доме не выли на флейте, а фокс из одноименного стихотворения убегает, как только хозяин заиграл на мандоле. Правда, соседский мальчишка со смехом замечает:
–
Твой фоксик выкинул дебош
Не потому, что ты играешь,
А потому, что ты поешь… [2, 278].
Как видим, герои-животные у Саши Черного обладают музыкальным слухом и именно нарушение гармонии звучания вызывает неприятие музыкальных развлечений человека.
«Осенний кавардак» начинается не только на даче, с которой собираются все уезжать, оставляя там Микки, но и в собачьей жизни, где появляется пустой, холодный, продуваемый ветрами дом и голод, из-за которого приходится унижаться – танцевать на задних лапках в бистро: «Стыдно очень, но что ж делать, – есть надо» [5, 140]. Мало тоски от одиночества, голода и холода, так еще мелких огорчений, вроде клюнувшего ни с того ни с сего петуха или таракана в чашке с овсянкой, набралось на отдельную запись. Самое обидное: «Зина меня забыла!» («Я один»). Но Микки оптимист и никогда не падает духом. Зина приехала и забыты все обиды.
Переезд в Париж переворачивает привычный мир, открывает много необычного, что по-своему пытается осмыслить и примерить к своей жизни Микки. Меняется стиль жизни – меняется стиль повествования: от повседневной жизни, мучительных вопросов Микки переходит к описанию ярких событий и безудержной фантазии, мечтам.
Например, поход в синема вызывает массу вопросов: «Как это, как это может быть, чтобы люди, автомобили, дети и полицейские бегали по полотну?!» [5, 142], возникают новые фантазии о синема для собак. Рождаются возможные темы, Микки готов взять на себя написание сценарий для фильмов: «Чужая кость», «Похороны одинокого мопса», «Пудель Боб надул мясника» (для щенков обоего пола), «Сны старого дога» и т. д.
Не меньшее потрясение и восторг вызвало море, и – новые мечты о собачьем курорте «Фоксенбаде» с собачьими скачками, рулеткой, санаторием. Негативное впечатление и неприятное чувство осталось от посещения зоологического сада: «Совсем не сад, а просто тюрьма для несчастных животных» [5, 146]. Это в целом, а к каждому животному возникло свое отношение, например, обида на верблюда, который съел Зинину булочку и плюнул ей на бант, а вот белую медведицу жалко: ей жарко, а брошенный мальчиком бисквит склевали воробьи. Вечером – карусель в голове, сердце так и стучит, тошнит даже.
«густо-прегусто зоологическим садом» [5, 151]. Начало циркового представления вызывает также негативные эмоции: ужасная музыка (с музыкой очень сложные отношения); а цирковые номера в глазах Микки нелепые, наигранные, фальшивые. Номер факира просто пугает. Но выступление детей на арене, их игры во время антракта вызывают радость и восторг, он с удовольствием присоединяется к ним.
«Как я заблудился». Хотя Микки и в этой ситуации не падает духом, правда, теряет его на какое-то время, но находит выход: «Перед желтым забором у палисадничка прислонился к телеграфному столбу и опустил голову. Я видел на картинке в такой позе заблудившуюся собачку, и поза эта мне очень понравилась. Что ж, я не ошибся» [5, 148-149]. Заметили, пожалели. В новой семье, приютившей Микки, он постоянно вспоминает Зину и тоскует по своей прежней хозяйке. Но «я нашелся!» [5, 150].
Весь мир сводится к семье хозяйки, где самым главным человеком для Микки является девочка Зина. Она не просто хозяйка, она друг, и она ребенок – объект привязанности и заботы. Хотя, как верно замечает В. А. Карпов: «Автор постоянно подчеркивает сходство в их поведении, реакции и устремления» [98], по отношению к девочке двухлетний Микки ощущает себя нередко старшим, отсюда терпение и снисходительность к ее поведению и поступкам: «Запеленала меня в салфетку, уткнула в колени и делает мне замшевой притиралкой маникюр. Молчу и вздыхаю. Разве девочка что-нибудь путное придумает?» [5, 133].
защитником, покровителем своей хозяйки, но Микки вообще беспокоится и заботится о людях. Готов прийти им на помощь в минуту опасности, только не знает, что ему делать, когда, например, люди будут тонуть в море, заплывая далеко, или если пароход перевернется?
В его дневнике широко и разнообразно представлен животный мир: от таракана в чашке с овсянкой до льва в клетке. Сложные внутренние отношения царят в этом мире, но он един. Микки – его неотъемлемая часть, правда, у него здесь нет привязанности, любви, но нет и ненависти к своим собратьям. Даже к кошке: жалеет и играет с котятами, оставленными загулявшей кошкой, волнуется на море, не встречая их: уж не едят ли здесь кошек. Хотя намечается и любовная ситуация: особые чувства вызывает у Микки консьержкина болонка, но чувства остывают, не успев развиться. Никто не может заменить в собачьем сердце образ хозяйки, вечный предмет внимания, заботы и любви.
Самые горькие и страшные моменты жизни Микки связаны с потерей своей хозяйки: когда семья уезжает с дачи, оставляя фокса на попечение садовника, или, когда он заблудился у моря. В первом случае к одиночеству, голоду и холоду примешивается чувство обиды от предательства друга, бросившего, оставившего его одного. Во втором случае новая семья, приютившая его: ни другая девочка, ни ее мама, тронутые забавами собачки, не смогли заменить и вытеснить из памяти главного человечка, девочку Зину. Это чувства и отношение Микки. А что он значит для Зины?
В момент отчаяния Микки сравнивает себя со старой, заброшенной игрушкой, как та старая кукла, что на чердаке «лежит в пыльной дырявой ванне, задрав кверху пятки» [5, 141]. Страшные и горькие слова: «… сердце девочки – одуванчик. Забыла куклу, забыла Микки. А потом у нее появится дочка, и все начнется сначала… новая дочка, новая кукла, новая собачка» (там же). И цитирует Лермонтова, правда, на свой собачий лад: «И скучно, и грустно, и некому лапу пожать!»; безысходность лермонтовского стихотворения здесь вызывает горькую улыбку у читателя и оставляет щемящее чувство боли.
У него золотое сердце, хотя оно тоже иногда уходит в пятки, в чем он честно признается, например, после попытки спрыгнуть с вышки: «Задрожал и тихонько спустился вниз. Вот тебе и Микки…» [5, 144]. На пароходе Микки чувствует себя еще хуже, неслучайно запись называется «Проклятый пароход». Он оказывается подвержен морской болезни, плохо от постоянной качки, боится бескрайнего, окружающего со всех сторон моря, чувствует себя совсем маленьким рядом с огромной морской стихией.
Но, как мы уже видели, Микки по натуре оптимист. Он умеет даже в самые трудные моменты своей жизни подмечать забавное, смешное в окружающем мире, а в своих фантазиях и мечтах улетать далеко за пределы действительности.
Забавными и смешными кажутся замечания и суждения Микки по поводу устройства жизни людей, например, вместо граммофона лучше держать в гостиной корову: «Она ведь тоже мычит и ревет, да и доить ее удобнее дома, чем бегать к ней в сарай» [5, 134]. Множество вопросов вызывает странное поведение людей, противоречащее собачьей логике: «Почему, когда я себя веду дурно, на меня надевают намордник, а садовник два раза в неделю напивается, буянит, как бешеный бык, – и хоть бы что?! Зинин дядя говорит, что садовник был контужен, и поэтому надо к нему относится снисходительно. Непременно узнаю, что такое «контужен» и тоже контужусь. Пусть ко мне относятся снисходительно…» [5, 135]; «Когда щенок устроит совсем-совсем маленькую лужицу на полу, – его тычут в нее носом; когда же то же самое сделает Зинин младший братишка, пеленку вешают на веревочку, а его целуют в пятку… Тыкать, так всех!» [5, 136].
В первой записи, рассказывая о своей хозяйке, Микки замечает: «Все думаю – нет ли у нее хвостика? Ходит она всегда в своих попонках; а в ванную комнату меня не пускает, - уж я бы подсмотрел» [5, 131]. И, наконец, на море его любопытство удовлетворено: «Вчера подсмотрел. У детей никаких хвостиков нет. Напрасно я сомневался…» [5, 144].
«О Зине, о еде, о корове и т. п.»); высокого и низкого, поэтического и прозаического: «Стихи, котята и блохи». Блохи вообще отравляют жизнь Микки, поэтому они постоянно мелькают перед читателем, перепрыгивая со страницы на страницу.
Недоумение вызывают многие человеческие слова и выражения: «глаза на лоб полезли», «собачья жизнь», «собачий ветер», «присутствие духа», «гора с плеч свалилась».
Классический пример каламбура: «Вода замерзает зимой, а я каждое утро» [5, 136]. Возникает ощущение, что он смакует каждое слово, меняя одно-два слова в привычных сочетаниях: «ухо у меня тонкое», «сон был мне в руку? То есть в лапу» [5, 136]. Возможно употребление близких по семантике слов, но не тождественных: «скоро деревья будут лысые» [5, 136]; слов из «собачьей лексики»: «Зинин дядя совсем лысый, вся шерсть с головы облезла…» [5, 137], а вот о папе из подобравшей Микки семьи: «Но мама строго посмотрела на папу. Он был дрессированный: фыркнул, пожал плечами и пошел на веранду читать свою газету» [5, 149].
Свои представления об увиденном Микки передает через сравнение с привычным и понятным. Например: люди говорят, «точно у каждого граммофон в животе сидит». Ритмичное чтение стихов сравнивает с рубкой котлеток. На корабле люди сели на скамейки: «как воробьи на телеграфных проволоках…», а сам Микки от качки «распластался, как лягушка на льду», или «Небо цвета грязной собаки», «Зина серьезная, как наказанный попугай», о блохе: «Кровопийца собачья».
Комичны обиды и поведение Микки. Например, от обиды на котят, не оценивших его сердца, решает: «Сделаюсь диким фоксом, буду жить на каштане и ловить голубей. У-у-у!» [5, 134]; или по-своему отомстил садовнику за неправильное распределение продуктов между хозяевами и кухаркой: «Прокрался в переднюю, встал на стул и положил ему в карман пальто рыбьих кишок… Пусть знает!» [5, 142]; когда потерялся, попытался обратиться даже в мэрию: «Быть может, Зина заявила туда, что я потерялся» [5, 150], правда, дальше порога его дворняжка не пустила.
также: «Знаменитый укротитель догов и бульдогов, эквилибрист, наездник» и «Старый морской волк». Хотя последние определения Микки звучат явно иронично.
Микки публично признается в трусости, плохих мыслях, ведь он не просто ведет личный дневник, а пишет книгу. Но у людей еще больше недостатков, может же он позволить себе некоторые слабости. В дневнике с самим собой фокс честен, хотя кое-где и лукавит, но его уловки и притворство вынужденные в общении с людьми.
Микки распахивает свою душу, позволяет этим странным и непонятным людям прикоснуться к чистому, наивному, детскому миру маленькой собачки. Это делает его открытым, незащищенным, но он верит маленьким человечкам, ведь он «подружился со всеми детьми» [5, 144]. В «Дневнике фокса Микки» сохраняется та же доверительная интонация разговора, что характерна и для детской поэзии Саши Черного, этому способствует как раз дневниковая форма произведения. Это разговор с ребенком не свысока и снисходительно, а на равных, как с ровесником, другом. Неслучайно герой Саши Черного принадлежит не только животному миру, но и детскому миру по своему возрасту и восприятию жизни.
– явление, распространенное в детском творчестве Саши Черного: животные часто становятся главными героями его стихотворных и прозаических произведений, например, в сборнике «Детский остров». Игрушка или живая, она неотъемлемая часть жизни ребенка («Про Катюшу», «Цирк», «Зимою всего веселей», «Волк», «Враги»). А герой «Арапкиной молитвы», «Мохнатый пес, Шершавый Арапка», родной брат фокса Микки. Позднее обаятельные образы фоксов появляются в стихотворениях «В Булонском лесу», «Щенок», «Фокс».
Но и сам Саша Черный сравнивает себя с Барбосом в стихотворении-предисловии, открывающем «Детский остров», обращенном к детям и объясняющем, кто такой поэт:
Весел он под каждым кровом,
И играет звонким словом,
И во все сует свой нос [5, 7].
Напрашивается параллель между Фоксом Микки и самим поэтом: Микки – поэт и писатель, который пишет веселую детскую книгу; Саша Черный – поэт и прозаик, чье произведения о детях и собаках - веселые, добрые, светлые. Среди стихов Микки есть сатирические (о дамах, фотографирующихся на пляже): Саша Черный тоже пишет сатирические стихи. Поэт и писатель, любопытный и веселый, по-детски наивный, «беззаботный и беспечный», любящий детей – эта характеристика идеально подходит каждому – и Фоксу Микки, и Саше Черному.
– своеобразная маска, которую примеривает на себя (или за которую прячется) Саша Черный. Это дает возможность взглянуть на мир и людей по-новому: чистым, наивным, детским взглядом. При этом обнаруживается «странность», нелепость человеческого мира, не замечаемая в иной ситуации. Создается некая новая модель мира, центром которого является собачий недоросль.
В первой журнальной публикации из-за фокса Микки явно выглядывает сам Саша Черный. Интересна в этом плане подпись (вернее, комментарий по поводу ее отсутствия) к четвертой записи «Осенний кавардак»: «Подписи нет. По поручению Зины сообщил Sandro (он же, если вам угодно знать, - Саша Черный)» [99]. В отдельном издании книги Саша Черный как будто ушел со сцены, спрятался за своего героя, ничем не выдавая своего присутствия.
Исследователи уже писали о поразительной силе перевоплощения, об умении вживаться в различные образы, даже волшебстве Саши Черного [100]. Еще К. И. Чуковский заметил, что у Саши Черного есть «редкостный талант заражаться ребячьими чувствами, начисто отрешаясь от психики взрослого» [101]. Посмотреть на мир глазами другого существа, при этом чувствуя себя естественно, органично маленьким ребенком или зверюшкой, – это один из основных принципов поэтики детского творчества Саши Черного.
«кусочек» про Барбоса: «Играет звонким словом»; вся книга Микки – это тоже игра, лицедейство Саши Черного. Игра связана с духовной сущностью человека [102], способствует формированию личности ребенка. Неслучайно «Дневник фокса Микки» адресован именно ребенку, растущей личности, чье мировоззрение только определяется, а значит, на него можно повлиять. Игра «понарошку» понятна детям, они знакомы с условиями и условностями игры. Игра – ведущая тема стихотворного сборника «Детский остров». И Саша Черный участвует в этой игре на равных. Как игра в жизни ребенка – дело серьезное, так и для Саши Черного это дело всей его жизни.
«Дневник фокса Микки» – веселая книга, но в подтексте – грусть и тоска от одиночества. Сопричастность к миру ребенка становится спасением и избавлением. Можно обратиться к стихотворению «Летом» из «Детского острова», которое передает гармонию в природе и душе человека, а купающиеся в пруду мальчишки как частичка природной гармонии, и последнее движение лирического героя – «к ним!»
Примечания
[97] Иванов А. С. Комментарий //Собр. соч.: В 5 т. – Т. 5: Детский остров / Сост., подгот. текста и коммент. А. С. Иванова. – М.: Эллис Лак, 2007. – С. 573.
[98] Карпов В. А. Проза Саши Черного в детском чтении // Начальная школа плюс До и После. – 2005. – №4. – С. 33.
[99] Иванов А. С. Комментарий //Собр. соч.: В 5 т. Т. 5: Детский остров. – С. 574.
– Т. 5: Детский остров / Сост., подгот. текста и коммент. А. С. Иванова. – М.: Эллис Лак, 2007. – С. 538; Приходько В. Он зовется «Саши Черный»… // Саша Черный. Что кому нравится. – М.: Молодая гвардия, 1993. – С. 13. Чуковский К. И. Саша Черный // Саша Черный. Стихотворения. – СПб.: Петерб. писатель, 1996. – С. 5-26.
[101] Чуковский К. И. Саша Черный. – С. 15.
[102] Зеньковский В. В. Психология детства. – Екатеринбург, 1995. – С. 26.