А. Дроздов [109]
Сашин остров
Жизнь была так хлопотлива, так переполнена доверху вопросами хлеба насущного, труда и наслаждений, что уже в четырнадцать лет росли под носом усы, а в двадцать лет – горб за спиною. Весь день вы мыкались на службе; вы читали урывками газеты – одну, другую, третью, спорили о думском запросе и о судьбе великосветского хлыща, убившего актрисенку какую-нибудь с опереточных подмостков. По двадцатым числам вы получали деньги, и их расхватывали у вас зеленщики и бакалейщики, женины портнихи и приятели, которым вы были должны. У вас голова лопалась от забот и занятий, и в детскую вы заходили мимоходом, говоря:
– Ну, карапузы, а? Что? Дашенька, что? Васенька, ты опять вымазал штаны.
За обедом вы говорили раздраженно:
– Если ты, крикун, будешь шуметь как давеча, то я тебя поставлю в угол.
Но звонил телефон, и из трубки в ухо вам кричала жизнь, полная забот, неприятностей и деловитости. Знали ли вы, милостивый государь мой, развязывая на ночь галстук и позевывая от усталости, что за стеною в комнате, освещенной жиденьким пламенем ночника, спит особый, цельный, белоснежный мир, которому имя – детская? Знали ли вы, что он загадочен и сложен, что в нем живут свои беды и свои утешения, что как-то там по-особому работаю мысли – крошки, мысли – неоперенные птички, что голубые, карие, перламутровые глаза смотрят в нем по-особому, по-свойски, по-детски?
И когда, спасая вашу жизнь или ваши сейфы, вы бросились за рубеж, вы взяли с собою и детскую, разворошенную криком взрослой осатаневшей жизни. А хлеб достается трудный. Часто ли слышите вы беспокойный вопрос:
– Папа, почему?
Пришел человек странный. И как будто серьезный был этот человек, и ядовитый изрядно. В старом «Сатириконе» писал он вирши, хлещущия больно и, черт их возьми, приманчивые нутряной какою-то свежестью. Выпустил книги своих взрослых сатир. Пришел злой этот человек и постучал пальцем в дверь детской: тук-тук.
– Кто там?
– «Может быть, слыхали все вы – и не раз, что на свете есть поэты?»
Он пришел и стал как свой – как будто бы и взрослый, а свой, детский; каких сказок наговорил этот чудодей! Историй всяких, смешных, печальных и радостных, у него целые коробы. Поглядите, он и смеется совсем как ребенок, улыбка у него ребячья, и плачет как ребенок, крупными блестящими слезами, похожими на стеклянные бусы. И вот, заварил кашу: всю детскую поставил вверх дном, перевернул комоды, стулья, столы, взял да и выстроил из ничего Детский Остров, многоцветный Остров детей.
– как сон, под него расправляет крылья даже побитая душа, она откроет вам двери в детскую, которую вы сами досадливо заперли на ключ. «Как ужасен был бы мир, – сказал Рескин, если бы не рождались постоянно дети, несущие с собой невинность и возможность всякого совершенства». Эту книгу так и зовут «Детский остров». О ком она? О детях. Как? Только по-детски. Ибо, по слову Канта, «ничего не может быть извращеннее, чем то, когда детям, едва вступившим в этот мир, начинают сейчас же говорить о другом мире» – или о крови, добавлю я.
Имя поэта, написавшего книгу – Саша Черный.
Примечания
[109] Дроздов Александр. Сашин остров //Голос России. – Берлин. – 1921. – 8 января.